Лучшее за год XXIII: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк
Шрифт:
Она отшатывается от меня:
— Теперь ты говоришь, как Крейг.
— А что мне остается делать? Мне очень жаль, что так вышло с ребенком. Но это не твоя вина. И не моя.
— Но ведь это ты… — Она быстро прикрывает рот ладонью. — Извини, я не хотела этого говорить. Я не хотела.
— Возвращайся в свое уединение и оставь меня одного. Я бегу вдоль кромки воды, хотя и не знаю куда.
На берегу меня поджидает ангел.
— Привет, Юкка, — говорит
Его голос, как и всегда, звучит приятно и бисексуально. В моих мозгах что-то щелкает. Это голос Рыбы.
— Привет.
— Я могу тебе чем-нибудь помочь?
— Вряд ли. Вот разве что ты откажешься от нее. Заставишь ее подумать.
— Я не могу влиять на ее решения, — говорит ангел. — Этим я не занимаюсь. Я только даю ей или тебе все, что вы захотите или могли бы захотеть, если бы были посообразительнее. Такова моя высшая цель. И это тебе известно.
— Самоуверенный болван! Неужели она должна подчиняться коллективной воле человечества и сражаться с монстрами? И, возможно, погибнуть на этой войне? Так, по-твоему, должен формироваться ее характер?
Ангел ничего не отвечает, но меня уже понесло.
— Я даже не уверен, что таково решение самой Эйлин. Это… Эта вещь у меня в голове — твоих рук дело. Ты мог позволить ускользнуть божьему семени, только чтобы ударить Эйлин побольнее, чтобы заставить ее записаться в этот эскадрон камикадзе. И ты наверняка знал, что я приеду сюда и начну на тебя кричать, но не смогу ее остановить. Как по-твоему?
Ангел на миг задумывается.
— Если бы у меня была возможность, этот мир уже был бы идеальным. — Он склоняет набок свою стеклянную голову. — Но, возможно, есть кто-то еще, кто захотел видеть тебя здесь.
— Не пытайся играть со мной в головоломки!
Гнев извергается из меня бурным потоком. Я начинаю колотить ангела по груди кулаками. Его кожа поддается и прогибается, как поверхность мыльного пузыря.
— Юкка!
Голос доносится откуда-то издалека.
— Юкка, остановись! — кричит Эйлин. — Перестань, идиот! Она с неожиданной силой оттаскивает меня в сторону.
— Посмотри на меня! Это была не Рыба. Это не ты. И это не младенец. Это я. Я хотела этого. Почему ты мне не позволил?
Я смотрю на нее затуманенным взором:
— Потому что я не мог пойти с тобой.
— Ты глупый мальчишка, — говорит она, и теперь она меня поддерживает, а я плачу. Плачу впервые с тех пор, как перестал быть богом. — Глупый, глупый мальчишка.
Через некоторое время слезы иссякают. Мы сидим на камне и смотрим на закат. Я чувствую себя легким и опустошенным.
— Может, было бы легче, если бы ты не позвонила, — говорю я со вздохом.
У Эйлин расширяются глаза.
— Что ты имеешь в виду? Я никогда этого не делала. Я считала, что это Крейг. Это на него похоже. Чтобы не дать мне вернуться обратно.
А потом мы видим младенца.
Он
Младенец смотрит на нас и смеется. Его голос звучит переливами серебряных колокольчиков. А во рту полно жемчужно-белых зубов.
— Сиди очень тихо, — говорит Эйлин.
Ангел направляется к младенцу. Его руки ощетиниваются пучками лезвий. Из груди появляется дуло стеклянной пушки. Крошечные шарики света, полные энергии квантовые заряды устремляются навстречу младенцу.
Ребенок снова смеется. Он вытягивает перед собой крошечные ручки и сжимает кулачки. Воздух — возможно, и пространство, и время тоже — начинает колебаться и скручиваться. А затем ангел исчезает, и наш ребенок держит в руках стеклянный шарик, словно снежок.
Эйлин хватает меня за руку.
— Не беспокойся, — шепчет она. — Большая небесная Рыба должна была это видеть. Она что-нибудь сделает. Сиди спокойно.
— Плохой мальчик, — медленно произношу я. — Ты сломал маминого ангела.
Младенец хмурится. И за сморщенным розовым лобиком я вижу вспышки космического гнева.
— Юкка… — шепчет Эйлин, но я ее перебиваю:
— Ты знаешь только, как убивать богов. А я знаю, как с ними разговаривать.
Я смотрю на своего сына — об этом мне говорит крошечная морщинка между его ног — и делаю шаг вперед. Я помню, что чувствуешь, когда в твоих руках вся мощь мира. Вместе с ней возникает стремление сделать мир совершенным.
— Я знаю, почему ты нас сюда позвал, — говорю я. — Ты хочешь, чтобы мы были вместе, не так ли? Твои мамочка и папочка.
Я опускаюсь на одно колено и смотрю своему сыну в глаза. Я стою в воде, и так близко к нему, что ощущаю тепло его кожи.
— Я знаю, что ты чувствуешь. Я это пережил. Ты мог взять нас по отдельности. Мог перестроить наши мозги. Ты мог заставить нас захотеть быть вместе и быть с тобой. — Я делаю паузу и указательным пальцем прикасаюсь к его носу. — Но это не сработало. Это не было бы совершенством. — Я вздыхаю. — Поверь, я это знаю. Я пытался сделать это с собой. Но ты — совершенно новое создание, ты можешь сделать лучше.
Я достаю из кармана мистера Жука и протягиваю сыну. Он хватает его и тянет в рот. Я делаю глубокий вдох, но ребенок не кусает его.
— Поговори с этим жуком, — советую я. — Он расскажет тебе, кто мы такие. А потом возвращайся.
Младенец закрывает глаза. Потом он хихикает, не выпуская изо рта мистера Жука. И он трогает мой нос крошечным пальчиком.
Я слышу крик Эйлин. В мозгу брыкается огненная лошадь, потом гремит гром.
Меня будит что-то мокрое на лице. Я открываю глаза и вижу лицо Эйлин на фоне потемневшего неба. Идет дождь.