Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

Гейман Нил

Шарон Маккартни

Вослед «Приношению Телетуну» Чака Джонса

Пер. В.Полищук

Шарон Маккартни получила степень магистра изящных искусств в области поэзии на Писательском семинаре при университете штата Айова, а также диплом юриста в университете Виктория. Ее произведения публиковались в журналах «The Fiddlehead», «Prism International», «Event», «Frain», «sub-TERRAIN», «Prairie Fire», «Iowa City» и др. Кроме того, Ш. Маккартни выпустила в свет сборник стихов «Под брюшной стенкой». Ее причудливая фантазия «Вослед «Приношению Телетуну» Чака Джонса» была опубликована в осеннем выпуске «The Malahat Review» за 2002 год (издательство университета Виктория, штат Колумбия).

Так лебедьВ темную воду вниз головой ныряет,Но здесь не вода — долина,Океан воздушный, и берега

его — это столовые скалы,Что являют лики великих. [32] О Икарово бедное счастье, хрупкий приборИз клея и перьев, который возносит ввысь,Должен, по крайней мере. Хоть ненадолго.И внизу обалделый путник таращится на дороге,И койот-завистник острую морду задрал,Потому что чует: рожденный трусить по землеНикогда не взлетит. О слезы, о ветер в легких,Как будто в груди у тебяДва крыла забились.Вот так смиряешься с болью,Лихорадка, бред, похуже, чем наважденье —На крыле? на игле?Но неизбежна тяжесть,Неизбывен Сизифов валун —Только ты с ноющими плечамиПоднимаешь его на вершину,Он с грохотом вниз катится,И стучит в висках привычная боль,Как молот по наковальне,И алеет небо в твоих глазах,Хотя до заката далеко.Измочален, испепелен, измучен, упрямо бормочет:«Что ж, надежда — штука с крылами», но ПрометеюИз когтей не вырваться,Его терзающих тело —Ледяных когтей,Как будто впитавших холодПоднебесных высей.Пересохшее устье реки,Которая здесь протекала,А теперь лишь пыльИ трещин узор невнятный.И скребут отвердевшую землю когти.О печаль и страх — оперение не из лучших,Не укрыться им, не согреться им,Но что еще делать в пустыне?Здравый смысл упрямо бормочет —Надежды нет на победу.Но пытается он из последних сил,Ибо воля богов неизвестна.Тот, кто начал свой путь, не захочет свернуть и сдаться.Вот уже на песчанике горизонт обозначен неверно,И закатное солнце легло последним мазком так низко, опасно низко.Шаг назад. Второй. Руку к глазам поднести,Чтоб перспективу проверить,А в другой палитра. Третий.С палитрой, в берете а-ля ПикассоГрохнуться в пропасть…

32

Речь идет об одной из главных достопримечательностей США — знаменитой Долине монументов, где в скале вырублены огромные изображения нескольких американских президентов. — Прим. пер.

Нил Гейман

Едоки и кормильцы

Пер. Н. Горелова

«Начало этому рассказу положил сон, приснившийся мне в 1984 г., — я жил тогда в Эджваре. Во сне я был одновременно самим собой и тем самым человеком из рассказа. Вообще-то из снов обычно сюжета не получается, но этот сон продолжал преследовать меня, и в 90-х я записал его как текст для комикса, который должен был рисовать Марк Бэкингэм. Нельзя сказать, чтобы у этого произведения оказалось много читателей, напечатано было с такой грязью, что происходящее оказалось едва различимым на бумаге. Когда попросили дать рассказ для сборника «Избегай ночи», мне пришла в голову идея переложить сюжет, некогда воплощенный в комиксе, обычной прозой. И получилось так, что я, тридцатилетний, выступаю в качестве соавтора самого себя, когда мне уже сорок один».

Это правдивая история, почти правдивая, по крайней мере в том, что кто-нибудь да извлечет из этого рассказа для себя пользу. Дело было поздней ночью, и я замерз, оказавшись в городе, где мне вовсе не следовало оказываться. Во всяком случае, не в подобное время суток. Что это был за город — я вам не скажу. Я опоздал на последний поезд. Мучительно клонило в сон: в конце концов мне повезло, неподалеку от вокзала я наткнулся на кафе, работающее всю ночь. Посидеть в тепле. Вы знаете, каково в подобном

месте, сами небось там застревали. Реклама «Пепси» с пустым местом для названия — прямо над витриной, на вилках — засохший желток. На всех вилках… Голоден я не был, взял себе бутерброд, кружку чаю с каплями бесплатного жира. Короче, этого хватит, и пусть не пристает ко мне, чего еще принести. Внутри сидели люди, двое беспризорных в засаленной одежде, каждый за своим столиком, наедине с бессонницей и пустыми тарелками. Спецовки застегнуты на все пуговицы: нежарко.

Я взял поднос и уже сделал несколько шагов в сторону от кассы, и тут кто-то произнес: «Эй! — мужской голос. — Ты! — выходит, он обращался ко мне. — Я тебя знаю, иди сюда, садись ко мне». Я сделал вид, что не слышу. Нечего встревать в разговоры в подобных местах. Но тут голос произнес мое имя. Я обернулся и посмотрел. Если уж кто-то окликнул вас по имени, выбор, знаете ли, невелик.

«Не помнишь меня?» Я покачал головой: среди моих знакомых он не проходил, а такого не забудешь. «Это я, — ответил он и признался жалостливо, почти шепотом: — Эдди Барроу. Будет тебе, приятель, неужели не вспомнил?» Вот теперь, когда он произнес имя, я более или менее осознал, что вспомнил. В смысле что знал Эдди Барроу. Лет десять назад мы вместе работали на стройке — мой единственный опыт по части тяжелого физического труда. Но тот Эдди Барроу был высокий, накачанный парень с улыбкой кинозвезды, лоснящийся бездельник. Раньше он служил в полиции, но пришлось уйти из-за разногласий с кем-то из начальства. И вот время от времени он делился историями о том, как подставляют и прикрывают, о преступлениях и наказаниях. Говорил, что его «ушла» жена суперинтенданта. У Эдди с женщинами всегда выходили неприятности. Любили они его, эти женщины.

На стройке, где мы работали, женщины вынюхивали его, приносили сандвичи, скромные подарки — все, что угодно. И вроде бы он и пальцем не шевелил, чтобы понравиться, женщины просто любили его, и все тут. Я пытался понаблюдать, как это у него получается, но сам он не предпринимал никаких усилий. В конечном счете все дело было в нем: крупном, сильном, не очень интересном, но привлекательном до дрожи в коленках. Правда, то было десять лет назад.

А за пластиковым столом сидел человек, которого привлекательным никак не назовешь. Красные глаза, тупой, померкший взгляд, упершийся вниз, прямо в крышку стола. Безнадежность. Кожа приобрела серый оттенок. Он стал тощим, чудовищно тощим. Сквозь немытые волосы проступали очертания черепа.

— Что с тобой?

— В каком смысле?

— Ты неважно выглядишь, — ответил я, хотя, на самом деле, неважно — это мягко сказано. Эдди Барроу был крупным парнем, его сдули, от человека остался один каркас — кожа да кости.

— Да… — или — Да? — Я так и не вник в интонацию. Он поспешил подвести черту: «В конце концов все там будем». Поведя левой рукой, он указал на место напротив себя. Он был правшой, но правая его рука почему-то так и не показалась из своего убежища в кармане куртки.

Стол Эдди располагался у самого окна, любой прохожий мог остановиться и приняться тебя разглядывать. Не то чтобы я сел туда по доброй воле, такое место — не для меня. Но выбирать не пришлось. Я уселся напротив и отхлебнул чая, не проронив ни слова. Наверное, это было ошибкой. Простой разговор мог отпугнуть демонов, которые вселились в него. А я вцепился в свою кружку и продолжал молчать. Возможно, ему показалось, что я хочу узнать все от начала до конца. Что мне это интересно. Мне не было интересно. Хватало своих проблем. Я вовсе не хотел вникать в подробности его борьбы с чем бы там ни было: с выпивкой, наркотиками или болезнью — а что еще может привести человека в подобное состояние. Но он принялся уныло говорить, а я слушал.

— Я приехал сюда несколько лет назад — строили обходную дорогу, слонялся, как это обычно бывает, снял комнату в старом доме, расположенном в закоулке на Принс-Реджент-стрит. Комнату в мансарде. Вообще-то в доме жила семья, так что они сдавали только верхний этаж. Жильцов у них было всего двое: я и мисс Корвьер. Жили мы с ней в мансарде, но в разных комнатах, дверь, так сказать, в дверь. Я постоянно слышал ее шаги. А еще в доме был кот, семья держала. Так этот самый кот время от времени забирался наверх, так сказать, поздороваться — от хозяев и того было не дождаться. Я всегда ел вместе с ними, а вот мисс Корвьер никогда к обеду не спускалась. Прошла по крайней мере неделя, прежде чем я ее увидел. Она вышла из уборной наверху. Такая старая. Морщинистое лицо, совсем как у древней-древней обезьяны. А волосы длинные — по пояс, такие разве что девочки носят. Забавно, знаешь ли, со стариками, кажется, они все видят совсем по-другому. Вот я встречаю ее и думаю: да она же мне в бабушки годится, а тут…

Он замолчал и облизал губы серым языком:

— Как бы там ни было… Однажды вечером я поднимаюсь к себе наверх, а на полу у порога стоит коричневый бумажный пакет с грибами. Презент, понятное дело, мне к такому не привыкать — ничего странного. А вот грибы какие-то ненормальные. Вот я к ней и постучал.

— Это мне? — говорю.

— Я их самолично собирала, мистер Барроу.

— А они не какие-нибудь там поганки или того вроде? Ну, знаете, ядовитые? Или веселые грибы, тем паче?

И она улыбнулась, даже захихикала: