Лучшие годы - псу под хвост
Шрифт:
— Подражательный метод? — воскликнула его жена. — Я не ослышалась? Значит, ты обладаешь какими-то качествами, способностями и умением, которым собака должна подражать?
Отец Квидо, конечно, к нападкам своей жены был уже давно невосприимчив и продолжал терпеливо дрессировать Негу, комбинируя оба упомянутых метода. Он отказался от мысли принудить ее ползать, не говоря уже об апортировке, и был бы предельно доволен, если бы Нега хотя бы садилась или ложилась по его команде, если бы не тащила его на поводке, а спущенная с
Тем сильнее возмущался он, ежели кто-то, возможно по неведению, сводил на нет единичные результаты его дрессировки.
— Что за команды ты ей даешь? — напустился он однажды на жену, услышав целую «серию» ее приказов. — «Давай ложись!» или даже «Укладывайся здесь!»? Тысячу раз говорил тебе, что надо дать команду «Down!».
— Ну так будь любезен, скажи своей бестии, чтоб не кусала меня в лицо! — развизжалась мать Квидо.
— Она никогда тебя не кусала! Она тебя только лижет, — горячо возражал он. — Надо радоваться, ведь так она выражает свое послушание. Если бы ты наконец прочла Хегендорфа, ты бы знала! Когда члены стаи лижут лапу вождя, они тем самым проявляют свое послушание и подчиненность, — цитировал отец Квидо.
— Мою лапу она лизать не будет! — кричала мать Квидо. — Плевать я хотела на такое послушание! Для меня послушна та собака, которая меня не облизывает!
— О боже! — вздыхал отец.
Он бы и рад был отучить Негу лизать лицо жены — как и от множества других вредных привычек, — но был далек от уверенности в успехе своей дрессировки. Его инструкторский апломб испарялся день ото дня. Спустя несколько месяцев он сделал наконец то, чего так долго избегал: купил в Праге строгий ошейник. Надевая его Неге на шею и проводя по острию шипов подушечками пальцев, он с надеждой думал, что ему уже не придется изо всех сил удерживать ее на поводке. Но как только он сошел с веранды на камушки садовой дорожки, Нега припустила вперед в полном равнодушии и к его надеждам, и к острым шипам ошейника. Она тащила его всю дорогу с прежним упорством.
— К сожалению, теперь все ясно, — сказал он своей жене, когда, вконец измотанный, вернулся с прогулки. — Эта собака так называемого сурового нрава.
— Так что же из этого вытекает?
— Трудно сказать. Она не всегда нас слушается. Наверное, часто будет настаивать на своем.
— Не всегда! — повторила жена. — Что ты донимаешь меня своими эвфемизмами? Что эта собака никогда не будет нас слушаться — это я знала с самого начала и без твоего Хегендорфа!
— Конечно, я буду по-прежнему ее дрессировать, — уверил жену отец Квидо.
— Что? Ты? — удивилась мать Квидо. — Ты со своим инстинктом подчиненности хочешь дрессировать собаку лидерского типа? Не кажется ли тебе это абсурдом?
— Кажется, — признал отец Квидо свое поражение.
4) Отец Квидо впал в мрачное настроение, но неудачи в дрессировке Неги были не единственной тому причиной; напротив, сейчас ему казалось, что причин таких у него более чем достаточно.
Замзавом предприятия стал его давний друг, инж. Звара, — отец Квидо и раньше предполагал эту передвижку, но понять ее смысл никак не мог. Внешне они продолжали оставаться друзьями, но оба, словно договорившись, избегали слишком пристальных воспоминаний о прошлом, в частности о том, кто из них окончил вуз с красным дипломом, кто кому написал дипломную работу и кто в совершенстве владеет двумя европейскими языками. Правда, однажды сам Звара сделал косвенный намек на эти достойные внимания обстоятельства.
Произошло это в один из октябрьских дней семьдесят второго года, когда его впервые послали в командировку на Запад — на Франкфуртскую промышленную ярмарку.
Всю неделю до своего отлета Звара только тем и занимался, что подсчитывал выданные ему и каким-то иным путем приобретенные марки, сосредоточенно рассматривал свой авиабилет, беспрестанно раскладывал и складывал план города и тщетно вспоминал забытые немецкие слова.
— Послушай, как сказать «Вы замужем?»? — спрашивал он, не поднимая глаз от разговорника.
— Sind Sie verheiratet, — сказал отец Квидо.
— А «Разденьтесь!»? — продолжал Звара, подмигивая секретарше.
— Ziehen Sie sich aus.
— А «Откройте рот!»? — спрашивал Звара с похотливой улыбочкой.
— "Offnen Sie den Mund, — вздохнул отец Квидо. — А знаешь, что такое «Ich habe einen Ausschlag, Herr Doktor. Es juckt»?
— Нет. А что это?
— У меня сыпь, господин доктор. Зудит.
Секретарша хихикнула.
— За меня будь спок! — смеялся Звара. — Я не дам маху.
— Daran zweifle ich nicht.
— Что это?
— Я в этом не сомневаюсь, — перевел отец Квидо уже с некоторым раздражением.
Он не завидовал ему, по крайней мере в обычном смысле этого слова, и не хотел, чтобы Звара думал, что он завидует ему. Однако разделять с ним его радость — радость человека, отъезжающего в загранкомандировку, — ему было трудно. И его лицо выражало это. А посему он повернулся к своему столу и сделал вид, что загружен срочной и важной работой. Естественно, Звара это заметил.
— Я знаю, ты стоишь больше меня.
— Что? Что? — вроде не понимая, спросил отец Квидо.
— Ты знаешь, почему туда еду я, а не ты, хотя ты и лучше меня?
Отец Квидо ощутил привычное покалывание за грудиной.
— Оставь меня в покое, — сказал он как можно равнодушнее.
— Я серьезно, — сказал Звара. — Знаешь почему?
— Не знаю, шеф. Может, ты объяснишь мне? — Отец Квидо попробовал перейти на более легкий тон, но внезапно возникшее напряжение от этого не уменьшилось.