Лучший частный детектив
Шрифт:
— Да! А я вот читала недавно Луиса Ламура — не помню, как называется это произведение — так там писателю, от имени которого ведётся рассказ, удалось раскрыть преступление, совершённое лет сто назад.
— Отлично, Дашенька! У меня просто гора с плеч свалилась: эта фантастика точно по части нашего пишущего друга. Вы слышали, Холмс? Слабо вам потягаться в части выдумки с вашим американским, если не ошибаюсь, коллегой?
Я усмехнулся:
— Напрасно иронизируете, Ватсон. Я, пожалуй, приму этот вызов, хотя бы для того, чтобы заполнить тот вакуум, которым вот уже несколько месяцев заполнено
Скучно живём, скажу я вам, господа! Давайте выпьем за женскую способность ставить перед нами, мужчинами, непростые задачи. Вот живёшь ты тихо и мирно, никого не беспокоя своим присутствием, а потом вдруг она приходит и говорит: милый, а ты можешь сделать так, чтобы холодильник сам говорил мне, что ночью есть нельзя? И всё, с этой минуты твои мысли подсознательно будут заняты исключительно решением этой задачи.
— Я не говорила «милый»…
— А напрасно, Дашенька! — тут же отреагировал Успенцев. — Ты не представляешь, какие возможности открываются перед женщиной после того, как она произносит, глядя жертве в глаза, это простое слово: «милый». Холмс, я вижу оттенок смущения на вашем лице, или мне это кажется?
— Перестань, Лёшка, упражняться в остроумии. Так что, пьём или как?
Мы чокнулись и опорожнили наши бокалы. Официант тут же беззвучно материализовался и наполнил образовавшуюся пустоту. На столе уже стояли заказанные нами салаты и горка хрустящих хлебцов между ними. Некоторое время царила тишина, изредка нарушаемая звуками, доносящимися из большого зала. Потом я, обдумывая рассказ и своё некстати вырвавшееся предложение, спросил:
— Даша, я надеюсь, эти газеты можно будет как-то увидеть?
— Конечно, статьи отсканированы, и теперь всё это находится в моём компьютере.
— А ты могла бы переслать мне на почту этот материал?
— Конечно, перешлю. А что, ты и в самом деле хочешь взяться за это безнадёжное мероприятие? Не стоит, Игорь, я рассказала вам об этом преступлении потому, что оно вызвало у меня в первые минуты ощущение какого-то потустороннего ужаса. Я не могу даже объяснить это своё состояние, ведь всё это было так давно. Но я представила этих несчастных молодых женщин, которые были где-то моего возраста, их желание жить до последней минуты, потом жуткую смерть и то, что он делал потом с их обнажёнными телами. Они умерли неотомщёнными, и это неправильно: зло должно быть наказано, и время здесь не должно иметь значения.
— Да, — заметил Успенцев, — ты права: зло должно быть наказано, и для него не существует срока давности. Но, увы, так происходит далеко не всегда, и мне ли не знать это. В данном же случае можно рассчитывать только на то, что имя убийцы станет известно, не более того, поскольку сам он давно уже пребывает в нездешнем мире.
Кстати, интересно было бы взглянуть на эти позы, которые он придавал телам. Я прошу тебя, Даша, сбрось и мне на комп эту информацию. Уверен, что это было не просто так, в этом должен был быть какой-то смысл, возможно, не понятый тогда местными дознавателями. А ты не поднимала архивы криминальной полиции за это время?
— Я пыталась это сделать, но все полицейские дела того времени были, к сожалению, уничтожены во время революционных событий. Никаких материалов, касающихся раскрытия этих преступлений, я не смогла найти.
— Жаль, там могли быть какие-то подробности, которые не попали в печать. Да, кстати, эти публикации принадлежат одному автору или их было несколько?
— Нет, они принадлежат разным людям, но их, если мне не изменяет память, немного: два или три. Последняя статья тоже имеет отношение к упомянутым убийствам. Она написана анонимным автором и размещена в другой газете, которая выходила под названием «Екатеринославские губернские ведомости». Та часть письма, которая лежала вместе с газетными вырезками, подписана Никодимом Хворостовским. В ней также упоминаются эти убийства, и этот Никодим отмечает, что они напоминают ему некий ритуал, с которым ему пришлось ознакомиться в своей поездке. Он говорит что-то о пропавших письмах, как бы в чём-то оправдывается перед адресатом, но в чём, я так и не поняла.
— Бог ты мой, какое интересное имечко… Думается мне, что письмо не напрасно лежало долгие годы рядом с этими газетами. Скорее всего, они как-то связаны между собой. Ты, Дашенька, посмотри там у себя в архиве всё, что может касаться этого Никодима. Возможно, сохранились его родственники, а там, глядишь, и семейные архивы обнаружатся. Я тоже пороюсь в наших базах данных на предмет того, не случались ли подобные преступления позже, в наше время. Чем чёрт не шутит, а вдруг удастся что-то обнаружить.
— Лёша, а почему ты думаешь, что убийца мужчина? Может, это была как раз женщина, по какой-то причине ненавидящая себе подобных?
— Это вряд ли, Дашенька. Такое убийство требует незаурядной силы: убить, раздеть, придать телу определённую позу, возможно даже переместить его в иное место, как это было, например, в случае с островом. Вряд ли этот Ад служил местом для романтических прогулок под луной. Нет, сто против одного, что это был мужик: рослый, сильный, и совершенно точно с больной психикой.
— Погодите, Ватсон, не вы ли только что утверждали, будто бы подобное дело является исключительной прерогативой богатых на выдумку и немного больных на голову писателей? Вам-то, господин майор, зачем это бесполезное занятие?
— А затем, беспокойный мой друг, что мне, как и вам, попросту скучно. Банальная скука и желание размять застоявшиеся мозги — вот и вся причина моего интереса. Вас устроит такой ответ?
— Вполне. Так что, мы все в деле, как говорят в таких случаях киношные американские герои?
— Да, мальчики, — вклинилась в наш разговор Даша, — и я с вами, это так здорово…
— …что нужно непременно выпить по этому поводу, — продолжил её речь Успенцев, поднимая бокал. — Предлагаю тост: за настоящую тайну Дарьи Атанази!
И кстати, чтобы два раза не вставать. Нас уже трое, три человека, занятих от безделья приватным розыском. Предлагаю назвать это сообщество простенько и со вкусом: «Клуб частных расследований». Нет возражений, господа?
Никто не возражал, мы выпили и принялись за салаты.