Лучший из лучших
Шрифт:
Зуга оставался одним из немногих, кто не поддавался на уговоры Родса продать участок. Несмотря на гложущие душу сомнения, Зуга отказался от пяти тысяч фунтов стерлингов, предложенных за Чертовы шахты, – это было полгода назад, до того, как жуткое слово «синева» шепотом произнесли в закрытом для посторонних баре клуба Кимберли.
Теперь никто не даст за Чертовы шахты пяти тысяч. Через неделю после того, как Зуга впервые услышал про «синеву», управляющий прислал записку с просьбой зайти в банк. «Майор Баллантайн, в связи с недавними событиями банк вынужден пересмотреть стоимость залогов, обеспечивающих займы клиентов. Согласно подсчетам, нынешняя стоимость ваших участков составляет пятьсот фунтов». – «Надеюсь, вы шутите, сэр». – «Майор, на участках компании «Орфен» показалась "синева"».
Пояснений не требовалось: между Чертовыми шахтами и владениями «Орфена» всего десяток участков.
«Майор, мне очень неприятно, но я вынужден попросить вас снизить превышение кредита до одной тысячи фунтов».
Именно «синева» заставляла многих торговцев города распродавать остатки товаров в преддверии отъезда.
Из-за «синевы» многие перевозчики грузов изменили маршрут, направляясь в Пилгримс-Рест, недавно открытое месторождение золота.
– Что такое «синева»? – поинтересовалась Луиза.
Все промолчали. Зуге, как хозяину дома, пришлось ответить:
– «Синевой» старатели называют определенную породу – твердый вулканический конгломерат темно-синего цвета. Из-за его твердости с ним исключительно тяжело работать.
Подняв бокал шампанского, Зуга отхлебнул глоток золотистой жидкости и уставился на лопающиеся пузырьки.
– И это все? – тихо спросила Луиза.
– В нем есть цирконий – кристаллики размером с крупинку сахара, но цирконий никому не нужен, – неохотно добавил Зуга.
– Так чем примечательна «синева»? – не унималась Луиза.
Зуга помолчал, выбирая слова.
– Алмазоносная порода представляет собой рыхлый желтый гравий.
– Благодарю вас, – улыбнулась Луиза, не обижаясь на пояснение. – Мне это известно.
– В некоторых наиболее глубоких шахтах в северной части прииска желтый гравий закончился, и мы наткнулись на синюю породу – твердую, как мрамор, и без единого алмаза.
– Это еще не доказано! – вмешался Родс.
Зуга согласно кивнул:
– Верно, не доказано, однако именно этого мы и боимся. Боимся, что дошли до конца – месторождение исчерпано.
Все замолчали, размышляя об этой жуткой возможности.
– Когда вы будете знать наверняка? – спросил Мунго Сент-Джон. – Когда убедитесь, что «синева» лежит под всеми участками и что в ней нет алмазов?
– Менее глубокие шахты достигнут уровня тех, которые уперлись в «синеву», лишь через многие месяцы, – ответил Родс. – Если порода действительно покрывает весь прииск, мы пробьем шурфы и проверим толщину слоя – может оказаться, что он довольно тонкий и под ним снова залегает желтый гравий.
– Понятно, – кивнул Сент-Джон. – Кажется, мне повезло, что я приехал в Кимберли после того, как здесь обнаружили «синеву». В противном случае я стал бы владельцем горы синего мрамора, в котором нет ни единого алмаза.
– Тебе всегда везет, Мунго, – ослепительно улыбнулась Луиза.
Мунго улыбнулся в ответ.
– Дорогая, моя самая большая удача – это ты.
С очевидным облегчением присутствующие перестали обсуждать бросающую в дрожь проблему «синевы» и обратились к более приятным темам. Родс, молчаливый и задумчивый, не принимал участия в легкомысленной беседе.
Зуга улыбался и кивал в ответ на шуточки, но мысли о приближающейся катастрофе не давали ему покоя, отвлекая от болтовни. Луизе пришлось дважды окликнуть его.
– Возможно ли это, майор Баллантайн?
– Простите, миссис Сент-Джон, что вы сказали?
Луиза не привыкла к тому, чтобы мужчины витали в облаках при разговоре с ней. Бездушный англичанин с безупречными манерами не на шутку раздражал ее. Выбить бы из него хоть какую-то человеческую эмоцию! Луиза хотела было вставить соленое словечко, одно из солдатских ругательств Мунго, но интуитивно поняла, что в ответ на такую грубость Баллантайн разве что слегка нахмурится. Не обращать на него внимания? Скорее всего он только обрадуется. Лучшее, что ей оставалось, – это задавать вопросы непосредственно Баллантайну, вынуждая его отвечать ей, – пусть бесится от злости!
– Говорят, вы председатель Спортивного клуба Кимберли?
– Имею честь им быть, – кивнул Зуга.
– Я слышала, что ваши скачки с препятствиями – или в Британии их называют стипль-чезы? – самое популярное развлечение на прииске.
Зуга покачал головой и улыбнулся:
– Стипль-чезом это не назовешь, да и на скачки с препятствиями не совсем похоже: в программу включена стрельба по мишеням. Так что мы говорим «сумасшедшие скачки» – по-моему, очень точное описание.
– Мне бы хотелось записать одну из моих лошадей для участия в «сумасшедших скачках», – сказала Луиза.
– Мы будем рады вашему участию, – ответил Зуга. – Я подготовлю список наших лучших наездников – выберете себе жокея.
– Я предпочитаю сама сидеть в седле, – покачала головой Луиза.
– Боюсь, что это невозможно, миссис Сент-Джон.
– Почему?
– Потому что вы – женщина.
Выражение ее лица впервые доставило Зуге удовольствие: она смертельно побледнела, на скулах ярко проступили веснушки; синие глаза посветлели и загорелись злостью. Баллантайн ожидал резких возражений, но Луиза лишила его этого удовольствия.
– Уже четвертый час, – обратилась она к мужу. – Хотя обед был превосходный, я хотела бы вернуться в отель.
Луиза поспешно встала из-за стола. Мунго обреченно пожал плечами и тоже поднялся.
– Надеюсь, наш уход не помешает вам приятно провести время, – улыбнулся он с таким видом, словно просил прощения за женский каприз.
Конюх подвел лошадь, и Луиза погладила ее по шелковистой морде, взяла поводья, оглянулась на группу мужчин на веранде и нарочито задержала взгляд на Зуге. Миссис Сент-Джон оперлась на холку жеребца рядом с белой гривой и в следующее мгновение уже сидела на широкой спине, всунув изящные ступни в мексиканские стремена, украшенные серебряными звездочками.