Лучший книжный парень
Шрифт:
Меня всегда пронзает душевная боль, когда я захожу в это место. Мы, должно быть, провели здесь сотни часов, бродя по этим проходам. Мы любили проводить выходные, забегая сюда ни свет, ни заря за покупками, а затем возвращались, чтобы превратить обветшалую лачугу в наш прекрасный дом.
Я почти надеюсь увидеть его, но в последнее время такие моменты случаются со мной все реже и реже. Сначала я с трудом выходила из дома, опасаясь, что увижу его и его новую девушку, но, как ни странно, этого так и не произошло. Я даже не знаю, живет
Нам было всего двадцать два, когда мы купили наш дом. После учебы я стала работать по субботам на полную ставку, а Адам устроился практикантом в страховую компанию. Мы надеялись отправиться путешествовать, но потом он получил постоянное предложение о работе, а я — небольшое наследство от моего любимого дедушки, так что наши дорожные накопления превратились в накопления для дома. Перед нами стояла цель, мы экономили и отказывались от планов с нашими друзьями. Адам даже переехал ко мне к моим родителям, чтобы мы могли как можно больше сэкономить.
Это был первый дом, который мы увидели, и, несмотря на то, что он был абсолютно мрачным, мы влюбились в него с первого взгляда. Двухквартирный дом с двумя спальнями пустовал больше года. В каждой комнате были отслаивающиеся обои и пятна от никотина. Ковры были такими потертыми, что я не могла разобрать узор, а в остальной части дома были голые доски пола и драный линолеум. У меня возникло ощущение, что там кто-то умер, но я не хотела об этом спрашивать, а агент по недвижимости не был откровенен с такими подробностями.
Тем не менее, мы знали, что у него есть потенциал. Мы проводили вечера в спальне моего детства, просматривая шоу по ремонту дома и мастер-классы «сделай сам». Мы были уверены, что сможем превратить этот дом в нечто потрясающее, поэтому предложили цену гораздо ниже запрашиваемой, думая, что это положит конец всех переговорам. Когда нам позвонил агент по продаже недвижимости и сообщил, что наше предложение принято, мы стояли в продуктовом отделе в «Теско». Оба прижали уши к телефону, чтобы услышать новости, а потом завизжали и запрыгали прямо у картофельных вафель.
В моем самом первом посте в инстаграме я держала наши ключи у входной двери, а потом мы принялись за работу. Мы разобрали все старые полы, ободрали стены и сначала отремонтировали нашу спальню, так что у нас, по крайней мере, появилось приятное место для расслабления и сна после того, как мы целый день надрывались.
До сих пор больно вспоминать об этом. Мы выбирали новое постельное белье, наш матрас, ложились на него, не в силах оторваться друг от друга, и, наконец, могли быть такими развратными и шумными, какими нам хотелось быть. Я скучаю по тому, как он прикасался ко мне. Я ведь даже не понимала, что последний раз будет последним.
Хэтти выбросила это постельное белье через несколько недель после его отъезда. Однажды она просто пришла, налила мне ванну и сменила простыни. Я проплакала несколько часов, опустошенная
Здесь слишком много воспоминаний. Вот проход, где мы выбрали нашу первую дрель, а вот паровой механизм, который мы использовали, чтобы очистить стены. Это шурупы, которыми мы крепили наши кухонные шкафы. В жопу. Я делаю то, что всегда делаю, когда у меня плохое настроение. Звоню маме.
— Привет, любимая, — отвечает она, слегка запыхавшись. Держу пари, она вышла на одну из своих прогулок. — Ты в порядке? Я просто поднимаюсь на Колтон-Хилл. — Бинго.
— Привет, мам, да, я в порядке. Просто зашла в «БиК» за краской в баллончиках.
— Ох, любимая, все в порядке. — Она сразу все понимает. Как же тяжело дается мне эта простая вещь. — Просто зайди, выйди, а потом сразу домой и бездельничай.
«Бездельничать» — вот мамино лекарство от всего. По ее мнению, нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить, просто посидев за чашкой чая с печеньем. С другой стороны, она один из самых спокойных людей, которых я знаю, так что у нее это явно получается.
Я опускаю голову и спешу пройти через магазин, но резко останавливаюсь, когда сворачиваю в отдел красок. А вот и он.
Люк.
Стоит прямо перед баллончиками с краской.
Именно, что мне нужно. Каковы, черт возьми, шансы? Я никогда в жизни не видела этого человека, а теперь вижу его дважды за двадцать четыре часа.
Черт, он отлично выглядит.
Волосы растрепаны свободными волнами, сзади и по бокам они короче. Вчера я не видела его с этого ракурса. Рукава закатаны до локтей, задняя часть его шеи обнажена, когда он опускает взгляд, чтобы прочитать этикетку на банке, которую держит в руке. Я хочу лизнуть эту шею.
Какого хрена, Кара?
— Кара? Ты здесь? — я слышу, как говорит мама. — Ты меня слышишь?
— Эм…
Он меня не видел. Мне сказать что-нибудь? Что-нибудь сделать? Я перестала дышать, мое лицо вспыхнуло, и я вспомнила о его записке. Записке, которую до сих пор игнорировала. Так что нет, он ни в коем случае не должен меня видеть. В книгах все происходит не так. Почему он такой горячий? Почему мне кажется, что я вот-вот заплачу?
Я разворачиваюсь, чтобы быстро уйти, и тут же врезаюсь в тележку старика, которую он оставил, загородив проход. Я хватаюсь за полку, чтобы восстановить равновесие, и куча кистей с грохотом падает на пол.