Лучший полицейский детектив – 2
Шрифт:
— Я сторонник кафкианской догмы о беззащитности ума перед безразличием. Заурядный человек ищет во всем закономерность, старается что-то предусмотреть, а умный понимает: мир хаотичен, им движет случай, абсурд, ошибка.
Отец учил меня: теоретическими рассуждениями обычно маскируют заранее приготовленную защиту. Я спросила:
— Какое все это имеет отношение к убийству Тамары?
— Несколько лет назад я написал повесть. Она основана на воспоминаниях. Речь идет о событиях почти пятидесятилетней давности. Это не воспоминания, но и не полный вымысел. Я изложил эти события с микроскопом в руках. Я постарался доказать независимость людей от совершаемых ими поступков.
— В этой повести фигурирует Тамара?
— Да. Но это не главное. Главное то, что повесть может дать шанс связать абстрактность поступков и дуализм их оценок.
— Я смогу прочесть эту повесть?
— Конечно. Она объемна. Я мог бы показать вам только те отрывки, где говорится о Тамаре Князевой. Но тогда вы имели бы право обвинить меня в искусственном подборе фактов. Вы сказали, время у вас есть. Поэтому я решил показать вам все мои записки. Садитесь за стол. Записки у меня в компьютере.
Я согласилась.
Он включил компьютер, и через несколько минут на экране появились первые строчки.
— Я не буду вам мешать.
Он вышел, а я осталась наедине с рукописью. Больше ста страниц. Я вынула из кармана флешку и для начала скопировала весь текст. Потом принялась читать.
Повесть началась с истории о том, как студент третьего курса Саня Мешков вместе с товарищем по курсу Борей Ферапонтовым и двумя студентками с того же курса Любой Золотовой и Верой Большаковой является в военкомат. Там майор говорит им, что они, даже девочки, мобилизованы, и у них два варианта: ехать по назначению или трибунал. Выбрали ехать по назначению.
В воинской части, куда они прибыли, уже находилась большая группа студентов из разных институтов. Ребята стали теперь командирами отделения из пяти-шести солдат. Чем они занимались, Мешков умалчивал, ссылаясь на государственную тайну. К каждому из них прикрепили девчонку, которая отвечала за медицинскую часть. К Борису Ферапонтову прикрепили его институтскую подругу Любу Золотову, а к будущему профессору девчонку из Свердловска Тамару Князеву.
А дальше пошел полный маразм. Я не знаю, под каким микроскопом рассматривал будущий профессор свое прошлое, но его записки показались мне просто порнографией, причем порнографией в совершенно не понимаемом мною жанре, который называют «женским доминированием». Это была история о том, как четыре девицы — Вера Большакова, Тамара Князева, Люба Золотова и Надя Крюкова — развлекались самым странным образом. Одним из объектов развлечения Тамары Князевой оказался будущий профессор.
Читать было противно, но я читала. Нудное описание совершенно неинтересных происшествий, философские отступления. Но вот два эпизода привлекли мое внимание. Сначала Мешков описывает случай, произошедший с Тамарой Князевой. Она спускалась в клубе по лестнице, и с третьего этажа на нее упал бюст Ленина. На плечо. Еще пару сантиметров — и попал бы в голову. Начальство сделало все возможное, чтобы замять дело. Еще бы, бюст Ленина! Несчастный случай — и все.
После несчастного случая Тамару на несколько месяцев поместили в госпиталь, и с будущем профессором начала работать девочка из местных. Ее звали Лера. Профессор с восторгом и умилением описывал свою новую помощницу. Она по утрам приносила какао, а он воровал в столовой хлеб и масло, и они пили какао с бутербродами. Когда Тамара вернулась из госпиталя, ее назначили на другой участок, а при профессоре осталась его Лера.
Потом мое внимание привлек еще один эпизод. Саня Мешков встретил в парке Тамару Князеву и ее двух подруг, они издевались над солдатом. Тот стоял голым, а они заставляли его прыгать. Он прыгал, а Тамара приказывала: «Прыгай быстрее, Качалкин-Молчалкин! Прыгай выше, Качалкин-Молчалкин!». Профессор сопровождал эту историю злыми комментариями в адрес Тамары.
А дальше повествование о том, как по истечении трех лет все они разъехались по домам. Саня Мешков женился на Лере и уехал с ней в Москву, где продолжал учиться в институте. Лера окончила медицинский институт и работала участковым врачом. У них родилась дочь, которую они назвали тоже Лерой. И стало у них две Леры: одна большая, другая маленькая.
Борис Ферапонтов и Люба Золотова, вернувшись в институт, не разговаривали друг с другом. После окончания института она по распределению уехала в Ростов, там вышла замуж за грузина, у них родился сын. Борис женился на какой-то спортсменке, и у них тоже родился сын. А потом оба развелись, и кончилось все, как в романе. Люба перебралась в Москву, они помирились и зарегистрировали брак. Дела у Бориса пошли отлично, он быстро защитил сначала кандидатскую, потом докторскую. Люба где-то работала на полставки, оба мальчишки жили с ними. Дела у его другой институтской подруги Веры Большаковой шли неважно. Она так и не смогла защитить кандидатскую.
Не забыл профессор и Тамару Князеву. Та вернулась в Свердловск, окончила университет, работала на кафедре органической химии, потом устроилась журналисткой в местную газету. Приезжала в Москву, говорила, что пишет книгу о выдающихся молодых химиках и готовит целую главу о Борисе.
Записки заканчивались рассказом о том, как профессор Мешков вместе с обеими Лерами уехал в Бостон и почти двадцать лет работал на факультете естественных наук Бостонского университета.
Профессор несколько раз заходил, приносил кофе, бутерброды, извинялся, что в отсутствии супруги не может предложить мне чего-либо более существенного. А я читала и перечитывала. Отец меня учил: «Не верь сказанному, верь написанному. Чем большую чушь написал человек, тем легче понять, что он скрывает».
А потом я подумала: может быть, все проще. Он написал повесть, не имеющую никакого отношения к убийству Тамары и, тщеславный как все авторы, увидел во мне читателя. За одну ночь он поменял фамилию какой-нибудь своей героини на Князеву. И Качалкин-Молчалкин возник после моего упоминании о Молчалине.
Я посмотрела на часы. Половина первого.
Появился профессор.
— Я прочла ваши записки. Вчера вы сказали, что сегодня в три у вас семинар.
— Да. Я отошел от активных дел, но иногда провожу семинары.
— Может быть, мы продолжим нашу беседу завтра утром?
— Хорошо. Завтра утром.
Через полчаса я уже была в своем номере. Перевела содержимое флешки на свой компьютер, позвонила отцу, рассказала о беседе с профессором. Отец был краток: