Луд-Туманный
Шрифт:
Ранульф лежал на кушетке в гостиной, госпожа Златорада сидела там же и вышивала. Она была очень бледна и держалась с несколько вызывающим видом, каждой клеточкой ощущая себя Виджил. Она была полна негодования против обоих Шантиклеров, отца и сына, втянувших ее в этот ужасный скандал.
Пока Эндимион Хитровэн осматривал язык Ранульфа, щупал пульс, задавал по ходу вопросы, касающиеся симптомов, мастер Натаниэль, близкий к обмороку из-за мрачных предчувствий, стоял рядом.
Наконец доктор повернулся к хозяину и попросил:
– Оставьте нас вдвоем. Он
Но Ранульф в ужасе отпрянул:
– Нет, нет, нет! – кричал он. – Отец! Отец! Не оставляй меня с ним.
И потерял сознание.
Мастер Натаниэль схватился за голову и снова стал жужжать и гудеть, как майский жук. Но Эндимион Хитровэн остался совершенно спокойным. А человек, сохраняющий спокойствие, обязательно останется хозяином ситуации. Мастер Натаниэль почувствовал, что его вежливо, но уверенно выталкивают из собственной гостиной, закрывая дверь прямо перед его носом. Госпожу Златораду постигла та же участь, и обоим не оставалось ничего другого, как терпеливо ожидать в курительной.
– Клянусь Солнцем, Луной и Звездами, я вернусь обратно! – диким голосом закричал мастер Натаниэль. – Не доверяю я этому типу, не собираюсь оставлять Ранульфа с ним наедине. Я возвращаюсь.
– О! Прекрати, Нат! – устало сказала госпожа Златорада. – Пожалуйста, успокойся. Мы не можем запретить доктору пользоваться своими методами.
Плохо скрывая свое беспокойство, мастер Натаниэль с четверть часа мерил комнату шагами.
Гостиная была расположена как раз напротив курительной, их разделял только узкий коридор, и, открыв дверь, мастер Натаниэль услышал доносившиеся из комнаты приглушенные голоса.
Они свидетельствовали о том, что Ранульф уже пришел в себя, что само по себе обрадовало отца.
Но вдруг он весь напрягся, его зрачки расширились, лицо стало пепельно-серым, глухим от ужаса голосом он закричал:
– Златорада, ты слышишь?
В гостиной кто-то пел.
Мелодия была красивая и печальная, а прислушавшись, можно было различить слова:
А может ли доктор вылечить больного?А может ли волшебник сказать, какая ждетнас судьбаБез лилий, дубровника и горячего вина?Только с помощью розы-эглантерии,И костра,И земляники,И водосбора.– Боже милосердный, Нат! – изображая отчаяние, воскликнула госпожа Златорада – Ну что еще на этот раз?
– Златорада! Златорада! – повторял он хрипло, хватая ее за руку – Разве ты не слышишь?
– Я слышу самую обычную старинную песенку, если ты это имеешь в виду. Я знала ее всегда. Это так мило со стороны Эндимиона Хитровэна взять на себя роль няньки и так по-домашнему возиться с Ранульфом!
Но мастер Натаниэль слышал Звук! Несколько мгновений он стоял неподвижно, и на лбу у него проступили капли пота. Вдруг, обезумев от ярости, он бросился в коридор, забыв, что гостиная заперта. Тогда он выскочил в сад и вломился в комнату через открытое окно.
Сидевшие там были настолько поглощены друг другом, что абсолютно ничего не заметили ни того, как мастер Натаниэль ломился в дверь, ни даже того, что он влез в окно.
Ранульф лежал на кушетке с безмятежным и умиротворенным лицом, а над ним, тихо напевая мелодию, уже без слов, склонился Эндимион Хитровэн.
Заревев, как бык, мастер Натаниэль набросился на доктора и, осыпая его самыми обидными эпитетами, какие только мог вспомнить, включая, конечно же «мать твоя – фея», стал трясти его, как терьер крысу.
Ранульф захныкал и стал жаловаться, что отец все испортил, а ему было так хорошо с док тором.
На шум сбежались перепуганные слуги и принялись колотить в дверь, а госпоже Златораде пришлось влезть через окно, выходящее в сад. Зардевшись от стыда, почти истерически умоляя мужа образумиться, она стала оттаскивать его от Хитровэна.
Он уступил ее мольбам, только когда полностью выбился из сил и, наконец, оставил свою жертву – багрового и еле дышащего от такой яростной встряски доктора.
Бросив убийственный взгляд на мужа, который тоже тяжело дышал, но чувствовал себя победителем, она рассыпалась перед Хитровэном в извинениях. С трудом восстанавливая дыхание, Эндимион Хитровэн упал на стул. Мастер Натаниэль стоял рядом и глядел на него с крайней свирепостью, а Ранульф с побелевшим от страха лицом лежал на кушетке. Наконец доктор встал, слегка отряхнулся, вынул платок и, промокнув им лоб, заметил с коротким смешком без намека на обиду:
– Ну что ж, хорошая встряска – это прекрасная вещь для поднятия тонуса. Благодарю вас… сердечно благодарю за лечение.
Но мастер Натаниэль спросил суровым голосом:
– Что вы делали с моим сыном?
– Что я с ним делал? Я давал ему лекарство. Песнями лечили задолго до того, как начали лечить травами.
– Мне было так хорошо, – стонал Ранульф.
– Что это была за песня? – тем же суровым тоном потребовал отчета мастер Натаниэль.
– Очень старая песня. Няньки пели ее детям. Да вы наверняка знали ее всю жизнь. Как она называется? Вы ведь знаете ее, госпожа Златорада, правда? «Водосбор» – да, это она. «Водосбор».
Деревья в саду шептались с ветром. Кричали птицы. Где-то вдалеке на здании Палаты Гильдий били часы, а в гостиной пахло весенними цветами и ароматической смесью из сухих лепестков.
Мастер Натаниэль немного успокоился. Он провел рукой по лбу и неестественно засмеялся:
– Я… Я, право, не знаю, что на меня нашло. Я так волновался за мальчика, наверное, это и вы вело меня из себя. Мне остается только просить у вас прощения, Хитровэн.
– Не стоит извиняться… совершенно незачем. Ни один доктор, если он чего-то стоит, не станет обижаться на… больного, – и он бросил на мастера Натаниэля веселый, но немного странный взгляд.