Луганский разлом

Сакадынский Сергей

Кажется, можно, наконец, перестать куда-то спешить, обуть разношенные, но зато такие удобные домашние тапки, усесться в угловатое, укрытое клетчатым пледом кресло и пить вино. То самое вишнёвое вино, которое я успел заготовить в прошлом году, когда город уже был на военном положении. Помню, я тогда купил у старичка на рынке все вишни, которые он принёс продавать. Их было немного, килограммов восемь. Наверное, всё, что он смог собрать в своём саду. Он взял деньги и стал поспешно собираться, время от времени поглядывая в сторону, откуда доносились взрывы. И в этом вине явственно чувствуется густой, тяжёлый осадок того тревожного лета.

А утром можно заварить кофе в оранжевой чашке. Поставить её на стол и долго смотреть на причудливые завитки поднимающегося пара. А после выйти на улицу, где, как обычно, прохлаждается соседский кот. Рыжий, потрёпанный жизнью, с хриплым голосом и колючим взглядом. Если бы Гарфилд жил на помойке, наверное, он выглядел бы именно так.

Я познакомился с этим котом лет пять назад, когда как-то поздно вечером он перепутал своё окно и наше.

«Привет, Мордастый», – скажу я ему.

А он недоверчиво посмотрит снизу вверх, наклонив набок голову, как будто пытаясь что-то вспомнить. Ведь, говорят, у котов короткая память. А может и нет. В конце концов, что мы на самом деле знаем о котах?

Если бы он умел говорить, то, наверное, сказал бы:

«А, это опять ты. А где куриные косточки?»

«Извини, сегодня нечего тебе предложить. Подожди до завтра, будь любезен».

«Ну, тогда я пойду. Нет еды – нет счастья».

И кот засеменит куда-то по своим делам. А потом вдруг остановится, сделает пару шагов назад и спросит:

«Слушай, а где твоя машина? Я же так любил прятаться под ней от жары. Ты ведь теперь вернёшь её на место?»

«Нет машины, Мордастый, – скажу я ему. – Извини, так получилось».

И тут же вдруг возникнет ощущение, как будто я в чём-то перед ним виноват. А кот, окончательно убедившись, что здесь ему сегодня точно ничего не светит, неспешно потопает по дорожке вдоль дома и скроется за кустами. А я буду смотреть ему вслед и думать, что сейчас схожу в знакомый магазин, куда ходил много лет подряд, и обязательно захвачу для него чего-нибудь вкусного. И он будет есть, время от времени оглядываясь по сторонам, чавкать, урчать, и всё снова будет точно так же, как тогда…

Хотя на самом деле так, как было тогда, уже больше не будет.

***

Предполагая, что эта книга может оказаться в руках не вполне подготовленного читателя, предварительно я попытаюсь максимально доступно и понятно описать те декорации, на фоне которых и будут разворачиваться описываемые события.

Итак, Луганск. Восточные ворота Украины. Город, который, казалось бы, имел все шансы стать одним из политических и экономических центров Украины. Но не стал.

Я успел застать последние годы благополучной жизни города, а затем год за годом наблюдал его стремительный упадок, его необратимое превращение из областного центра в провинциальное захолустье. Я помню действующие фонтаны возле автовокзала, огороженный ветхим забором недострой на месте торгового центра «Аврора», эстакады и кукольного театра, полный жизни парк «Дружба» и английские танки на старом месте позади краеведческого музея. Потом фонтаны пришли в негодность, «Аврору» достроили, танки покрасили и переставили, а парк «Дружба» превратился в огромный мусорник. Всё это происходило совсем недавно у нас на глазах, но теперь кажется, что это было не здесь, не с нами, в какой-то другой, не нашей жизни…

Луганск, который мы не ценили

Когда в Луганск приезжали люди из других регионов, бывало, битый час водишь их вокруг обладминистрации, по улице Советской, по Коцюбинского, а они потом интересуются: «Ну, так где же у вас тут центр города?» И действительно, старый центр перестал быть таковым много лет назад, а новый – это ничем не примечательные перекрёстки улиц и нагромождение админзданий, к которым с течением времени добавились несколько храмов и памятников. Собственно, это – характерная черта для большинства городов и городков индустриального Донбасса, которые, по сути, не что иное, как разросшиеся рабочие посёлки, возникшие когда-то вокруг заводов и угольных рудников.

Кинотеатр на одной из центральных улиц Луганска назывался «Украина». Любопытно, что в одной остановке от него расположен торговый центр «Россия». В городе на эту тему шутили: «Что находится между Россией и Украиной? Пединститут». Потому что там действительно находился пединститут, позже переименованный в Луганский национальный университет. Но для луганчан, несмотря на смену названия, он так и остался пединститутом. Точно так же, как Восточноукраинский университет – машинститутом, в просторечии машиком. Был ещё гастроном «Украина» и одноимённая остановка дальше по направлению от центра к автовокзалу. И неместные часто путались и выходили не там, где надо. Гастронома этого нет уже давно, а остановка называется «Пятая школа». А вот кинотеатр «Украина» в 2015 году переименовали в «Русь».

О Луганске всегда говорили, что там нет ничего интересного. В самом деле, что может быть примечательного в деградирующем промышленном центре на краю цивилизации? Ни культурных, ни исторических достопримечательностей. Вообще ничего нет, кроме терриконов, шлаковых отвалов, циклопических техногенных сооружений и населения, которое непрерывно матерится, слушает шансон и вообще в основной своей массе только недавно вышло из зоны либо готовится туда попасть. Такое представление о Луганске крепко укоренилось в умах жителей центральной и западной Украины, в том числе и потому, что мало кто оттуда бывал на Донбассе и видел его своими глазами. Помню, каких усилий стоило заманить светил столичной журналистики в наш Богом забытый край провести мастер-класс для студентов – большинство упирались, изыскивая любые причины для того, чтобы отказаться от этой поездки. И со временем это их «а зачем туда ездить?» превратилось в это сакраментальное «а о чём с ними говорить?», на котором стопорились все попытки наладить диалог.

Здесь действительно не так много достопримечательностей, а те, что есть, весьма специфичны. Но говорить о том, что здесь нет ничего, кроме провинциальной серости и двух-трёх памятников в честь героев советской эпохи, было бы неправильно. Местные общественники как раз накануне войны даже выпустили «Культурную карту Луганска», которая должна была как раз опровергнуть эти ошибочные представления. Правда, особым спросом она не пользовалась. Да и вообще мало кто знал о её существовании, хотя этот проект был включен в число самых важных общественных проектов 2013 года в Украине и его презентовали в нескольких городах Украины, в том числе в Киеве.

«Луганщина на сегодня эдакая Le Grande Tartarie – загадочный край на востоке, где-то на грани, на фронтире цивилизаций. Луганск ассоциируется с марсианскими пейзажами терриконов, с советской эстетикой индустриализации, которую олицетворял герой-шахтер Стаханов, с новейшими рассказами об уголовных войнах «бурных девяностых», – это слова из предисловия к «Культурной карте Луганщины».

«Наша Культурная карта – это первый шаг к созданию Перспективного плана культурного развития. Эпоха Луганска как индустриального центра закончилась, сейчас город находится на распутье. Именно культура может стать той соломинкой, ухватившись за которую Луганск сможет выбраться из стагнации. Новая стратегия может родиться только в результате диалога между всеми заинтересованными сторонами – властью, культурными учреждениями, творческими союзами и объединениями, общественными организациями и горожанами. Мы считаем, что Культурная карта Луганска должна стать призывом к этому диалогу», – говорил на презентации один из инициаторов проекта Ярослав Минкин.