Лукавый сексуальный лжец
Шрифт:
все к шутке или занятной болтовне за ужином начинает меня бесить.
Меня беспокоит, что она решила соврать насчет работы, но я это принял.
Меня беспокоит, что я понятия не имею, как изменить ее отношение ко
мне, ведь она не так уж и не права.
Беспокоит, как явно она переживает, что подумаю про нас с ней Миа,
Харлоу и Лола.
Жутко беспокоит, как ясно она дала понять, что между нами ничего не
будет. Но если все, что я смогу от нее получить, –
нравится мне достаточно сильно, чтобы побороться за это.
Но даже зная, что она работала вчера вечером, я не пошел к Фреду. Я
должен дать ей немного побыть одной.
– Подожди, Люк, – на крыльце папа ловит меня за локоть. Солнце село за
горизонт, и этот головокружительный микс красных и оранжевых оттенков
обрамлен тонкими и высокими силуэтами пальм. Иногда я думаю, что
должен быть сумасшедшим, чтобы уехать из этого город и жить где-то еще. –
Я хотел сказать еще кое-что по поводу… твоей личной жизни.
А еще бывает, я думаю, что не могу сбежать достаточно быстро.
– Папа… – проведя рукой по лицу, говорю я. – Знаю, вы хотите, как
лучше. Но все это просто… невероятно бесполезно.
Странно осознать, что я люблю папин смех, но это правда так. Он так
мало ему подходит – мягкий и почти девичий – потому что папа высокий
мрачноватый чувак с впечатляющей бородой. Из-за его любви к литературе в
сочетании с карьерой в химической промышленности он получил от меня
прозвище Химингуэй, когда я был в возрасте, когда уже отпускал шутки, но
еще не понимал, насколько она меткая. Кое-кто из его коллег не раз заявляли, что это придумали они, но дома все знали, как оно было на самом деле.
– Знаю, что это мало помогает, – отвечает он. – И последнее, что тебе
нужно, – это мы, вчетвером встревающие в твои отношения. Но в семье так
всегда и происходит, – задумчиво почесав щеку, он добавляет: – Ты даже себе
представить не можешь, сколько удовольствия получают твои мама, сестра и
бабушка, вмешиваясь в твою личную жизнь.
– Имею некоторое представление, – я отвожу от него взгляд и смотрю на
океан.
– Моя семья делала со мной то же самое, – замечает он. – И я терпеть это
не мог.
Засмеявшись в ответ, я снова перевожу на него взгляд.
– Не сомневаюсь.
– Если ты считаешь, что бабушка сейчас перебарщивает, представь
только, что было, когда она стала сыта по горло четырьмя детьми и дедушкой
и была в ударе.
– Ого. Да уж.
– Понимаешь, о чем я, да? – кивая, говорит он. – Так вот что я тебе хотел
сказать: когда я еще не познакомился с твоей мамой…
Поняв руку, я начинаю отворачиваться.
– Нет-нет. Я не могу.
Папа смеется снова и хватает меня за плечо.
– Ой, да просто выслушай меня. Прежде чем познакомиться с твоей
мамой… – он мнется и отводит взгляд, – ну, я встречался.
Боже, папа так шифрует «переспал со множеством женщин».
Он кивает, нервно посмеиваясь.
– Довольно много, вообще-то, – добавляет он.
Я закрываю глаза, подавляя желание содрогнуться.
– Пап, я понял.
– Это были восьмидесятые, – оправдывается он. – Случайный секс был
нормой. Даже поощрялся. Но когда я познакомился с Джули, понял, что она –
для меня. Это не означает, что я больше не получал удовольствие от секса…
Я испускаю стон.
– …или что был готов жениться на первой встречной. Нет, дело было в
ней самой, – папа наклоняется, заставляя меня встретиться с ним взглядом. –
Так что не позволяй маме, сестре или даже бабушке убедить тебя в
необходимости остепениться, если сам того не чувствуешь, – он делает паузу, после чего добавляет: – Ты просто пизец как налажаешь, если это будет не по
огромному собственному желанию.
Чувствую, как мои глаза вот-вот вылезут из орбит. Папа никогда не
выражался. Ну то есть это человек, кто ходит в церковь по воскресеньям,
даже не чертыхается и морщится, когда Марго ругается при просмотре
матчей «Чарджерсов». Сказать, что он вежливый, – значит сильно
преуменьшить.
– Спасибо, папа.
Но он еще не закончил.
– Поэтому, – продолжает он, – если тебе действительно нравится эта
девушка, скажи ей об этом. Попытайся ее завоевать. Когда я познакомился с
твоей мамой, мне было столько же лет, как и тебе. И я никогда не сомневался
в верности своего решения. Ни разу.
Я смотрю на папу и пытаюсь представить его моложе – того, кто, когда я
был маленьким, вставал на рассвете и шел с доской на пляж за несколько
часов до работы. Того, кто подкрадывался к маме сзади, пока она готовила,
шептал что-то на ушко и получал от нее, хихикающей в ответ, шлепок. Даже
будучи ребенком, я понимал, что у моих родителей очень хорошие
отношения. И по сей день, когда они едут на машине, он кладет руку маме на
колено, никогда не ложится спать без нее, слушает, как у нее прошел день,