Луна Израиля
Шрифт:
– Этого я не знаю, – сказал Аменмес, – но знаю одно: принц всегда настаивал на освобождении израильтян, и временами, когда одно несчастье следовало за другим, я думал, что он прав. Воистину, не раз я и сам хотел бы, чтобы они ушли, но всегда какая-то сила, не знаю, какая, сдавливала мое сердце, превращая его в камень, и вырывала у меня слова, каких я не хотел произносить. Даже сейчас я дал им уйти, но все вы – против меня, и может быть, если я буду противиться вам, я заплачу за это своей жизнью и троном. Военачальники, прикажите привести в готовность мои войска и соберите их здесь, в Танисе ибо я сам поведу их, преследуя народ Израиля, и разделю с ними участь.
На этом, под громкие крики одобрения, собрание закончилось, и вскоре только фараон остался сидеть на своем троне, с видом человека, – по словам Бакенхонсу, – который скорее мертв, чем жив, но отнюдь не с видом царя, собирающегося начать войну против своих врагов.
Принц выслушал рассказ Бакенхонсу в глубоком молчании, но когда тот кончил, он спросил:
– Что ты об этом думаешь, Бакенхонсу?
– Думаю, о принц, – ответил старый мудрец, – что ее высочество поступила дурно, подняв снова все это дело, хотя я не сомневаюсь, что она говорила голосами жрецов и армии, и фараон не нашел в себе достаточно сил, чтобы сопротивляться.
– Я думаю то же, что и ты, – сказал Сети.
В этот момент в комнату вошла госпожа Мерапи.
– Я слышу, мой муж, – сказала она, – что фараон решил преследовать народ Израиля со своим войском. Я пришла просить моего супруга, чтобы он не присоединялся к армии фараона.
– Вполне естественно, госпожа, что ты не хочешь, чтобы я воевал против твоих соотечественников, и сказать по правде, у меня нет никакого желания действовать в этом направлении, – сказал Сети и, повернувшись, вышел вместе с ней из комнаты.
– Она думает вовсе не о своих соотечественниках, а о спасении своего любимого, – заметил Бакенхонсу. – Она не колдунья, как о ней говорят, но она действительно знает то, что нам неведомо.
– Да, – ответил я, – это верно.
XVII. Сон Мерапи
Прошло дней четырнадцать, и за это время стало известно, что израильтяне действительно тронулись в путь. Их было огромное множество и они несли с собой гроб и мумию своего пророка, человека их крови, бывшего, как говорили, визирем того фараона, который приютил их в Египте сотни лет тому назад. О том, куда они идут, говорили по-разному, но всезнающий Бакенхонсу утверждал, что они направляются к озеру Крокодилов, которое некоторые называют также Красным морем; оттуда они пойдут на ту сторону, в пустыню, и дальше – в Сирию. Я спросил его, как же им удастся переправиться на ту сторону, ведь это озеро даже в самом узком месте имеет тридцать тысяч футов 30 в ширину, а глубина донного ила вообще неизмерима. Он ответил, что не знает, но что я мог бы спросить об этом госпожу Мерапи.
30
Фут равен 30,5 см.
– Значит, ты изменил мнение о ней и тоже считаешь ее колдуньей, – сказал я, на что ой ответил:
– Человек поневоле вдыхает дующий в лицо ветер, а Египет так насыщен колдовскими чарами, что трудно что-нибудь сказать. И все-таки это она сокрушила древнюю статую Амона. О да, колдунья она или нет, было бы интересно спросить ее, как ее народ собирается переправиться через Красное море, особенно если за их спинами вдруг появятся колесницы фараона.
Я действительно задал ей этот вопрос, но она ответила, что ничего об этом не знает и знать не хочет, поскольку она порвала со своим народом и осталась в Египте.
Потом появился Ки, уж не знаю, откуда, и, помирившись с Сети, которого он клятвенно уверил, что переодевание Мерапи в наряд Исиды было делом жрецов против его воли, сообщил, что фараон и большое войско выступили из Таниса и начали преследование израильтян. Принц спросил его, почему он не присоединился к ним. В ответ Ки возразил, что, во-первых, он не воин, а во-вторых, фараон отвратил от него свое лицо. В свою очередь он спросил принца, почему же он сам не с ними.
Сети ответил, что он отстранен от командования, как и его офицеры, и не имеет желания участвовать в этом деле как простой горожанин.
– Ты мудр, как всегда, принц, – сказал Ки.
На следующий вечер, почти ночью, когда принц, Ки, Бакенхонсу и я, Ана, сидели и разговаривали, к нам вдруг ворвалась госпожа j Мерапи, как была в ночном одеянии, по которому разметались ее распущенные волосы, и с диким выражением в глазах.
– Я видела сон! – вскричала она. – Мне приснилось, будто я | вижу, как мой народ, все множество людей, следует за пламенем, пылающим от земли до самого неба. Они подошли к кромке большого водного пространства, и вдруг позади них появился фараон и с ним – все египетское войско. Тогда люди Израиля устремились прямо в воду, и вода держала их, как будто это была твердая земля. Воины фараона бросились вслед за ними, но тут явились боги Кемета – Амон, Осирис, Гор, Исида, Хатхор и все остальные, и пытались их остановить. Однако они не хотели их слушать и, увлекая за собой богов, ринулись в воду. Тут наступила тьма, и в этой тьме раздались крики и плач, и громкий смех. Потом – она рассмеялась, – взошла луна и осветила пустоту. Я проснулась, вся дрожа. Растолкуй мне этот сон, если можешь, о Ки, мастер магии.
– Какая в этом нужда, госпожа, – ответил он, как будто очнувшись ото сна, – если видевшая этот сон – сама ясновидящая? Осмелится ли ученик наставлять учителя или новичок – разъяснять тайны верховной жрице храма? Нет, госпожа, я и все маги – мы считаем тебя выше всех магов, какие были и есть в Кемете.
– Почему ты всегда меня дразнишь? – сказала она задрожав. Тогда Бакенхонсу, слушавший до сих пор молча, сказал:
– Последнее время мудрость Ки погрузилась в тучу и не светит нам, его ученикам. Однако смысл твоего сна достаточно ясен, хотя я и не знаю, насколько этот сон правдив. Он означает, что всему египетскому войску, а вместе с ним и богам Кемета, угрожает гибель из-за их вражды к израильтянам, если только не найдется кто-то, кого они будут слушать и кто убедит их отказаться от намерения, которое мне неясно. Но кого послушают безумные, о, кого они послушают? – И подняв свою большую голову, он посмотрел прямо на принца.
– Боюсь, что не меня, я ведь никто в Египте, – сказал Сети.
– Почему не тебя, о принц, если завтра ты можешь стать всем в Египте? – спросил Бакенхонсу. – Ты всегда вступался за израильтян и говорил, что вражда к ним не принесет Кемету ничего, кроме зла, – так оно и вышло. К кому же еще более охотно прислушается народ и армия?
– Более того, о принц, – вмешался Ки, – госпоже твоего дома приснился очень плохой сон, из которого, что ни говори, следует, что это был не сон, а проявление силы, направленной против величия Кемета, той силы, которая сбросила великого Амона с его престола, той силы, которая оградила магической стеной этот дом.
– Я опять повторяю, что не обладаю никакой силой, о Ки, иначе я бы не заплатила за это жизнью собственного ребенка.
– И однако колдовские чары были приведены в действие, госпожа; а сила, как издавна известно, достигает совершенства только в жертвоприношении, – загадочно произнес Ки.
– Кончай свои разговоры о чарах, маг, – воскликнул принц, – а если тебе уж так хочется, то говори о своих собственных, их у тебя достаточно. Это Джейбиз защитил нас от бедствий, а статую Амона разбил какой-то бог.