Луна с неба
Шрифт:
Мы говорили с ней очень долго. Я признался ей, что она самая лучшая учительница в «Лакстоне» и что она нравится мне больше всех девчонок на свете. Она не стала смеяться. Сказала мне, что я хороший мальчик и она рада, что у меня все в порядке. Обещала молиться за меня и велела хорошенько выспаться. Так я и сделал.
Утром, едва я вышел из подъезда дяди Джерома, меня ослепили фотовспышки. А потом еще раз, когда я вышел из лимузина и пошел к зданию суда. Дядя Джером и его охранники отталкивали журналистов с дороги, так что все было не так уж и плохо. Но потом стали подбегать другие люди. Некоторые хлопали меня
Айса защищала очень серьезная рыжеволосая женщина по имени Эмбер. Она задала мне те вопросы, которые мы с ней заранее отрепетировали у нее в кабинете. Мне казалось, что все идет неплохо, но тут поднялся с места Князь Тьмы. Он смотрел на меня так, будто все случившееся было на моей совести. Я так занервничал, что у меня руки затряслись. Но потом я вспомнил, что Габриэла смотрит на меня по телевизору, и эта мысль придала мне смелости. Князь Тьмы задал мне несколько незначительных вопросов, а потом взялся за дело всерьез:
— В ночь, когда Айс вломился в приют, воспитательница, мисс Хейнс, просила пощадить ее. Это так?
— Да.
— Что именно она говорила Айсу?
— Она сказала, что она ни при чем.
Князь Тьмы обернулся к присяжным и воскликнул:
— Но он все равно в нее выстрелил!
— Она пыталась ударить его ножом! Он защищался!
— Это показание с чужих слов, ваша честь! Требую вычеркнуть это из протокола!
Судья посмотрел на меня:
— Просто отвечай на вопросы, сынок. Вычеркните это из протокола.
Он еще попросил присяжных не обращать внимания на мою последнюю реплику, только вряд ли они его послушали. Я, во всяком случае, в этом очень сомневаюсь.
Я давал показания целый день. Был перерыв на обед, а потом меня снова вызвали. Я уже не помню половину вопросов, которые мне задавали. Помню только, как был рад, когда все это закончилось. Адвокаты Айса сказали мне, что я держался молодцом и могу собой гордиться. Потом они пошли в кабинет к судье. Все были на стороне Айса. Я даже не сомневался, что его отпустят.
И вот судья и адвокаты вернулись. В воздухе повисло напряжение. По рядам прокатился шепоток, что Айс заключил сделку о признании вины. Судья распустил присяжных, поблагодарив за труды и потраченное время. Он рекомендовал закрыть детский приют Дона навсегда. Поблагодарил меня и других свидетелей за показания и велел увести педофилов назад в тюрьму. Назвал Айса смелым и благородным человеком, который вступился за права беззащитных детей. «Но он зашел слишком далеко. Никому из граждан не дозволяется вершить правосудие своими руками».
Суд приговорил Айса к шести годам тюремного заключения. Я обернулся к Эмбер:
— Шесть лет?! Ничего себе сделка!
Эмбер заверила меня, что приговор очень мягкий и судья проявил снисхождение после того, как услышал мои показания. Она сказала, что Айса отправляют в тюрьму общего режима и через три года могут освободить условно-досрочно. Адвокаты Айса явно были довольны, да и сам он как будто вздохнул с облегчением. Он улыбнулся мне и поднял большие пальцы. И все равно, когда его уводили, у меня нутро переворачивалось…
— Пробка впереди, — сообщает таксист.
Я протираю запотевшее стекло. У туннеля Линкольна почти всегда пробки. Но сегодня там еще и авария. Вокруг разбитой машины стоят копы, и какой-то человек говорит по мобильному. Мы медленно ползем мимо, и я вижу его лицо. Он напоминает мне Томми.
Томми извлек из своей неожиданной славы неплохие деньги, и в итоге его корабль действительно подошел к пристани. Томми уплыл на нем на родную Сицилию и купил там небольшую ферму на берегу океана. Он взялся за производство оливкового масла, и в первый же год его бизнес пошел так успешно, что Томми попросил жену приехать и помочь ему управляться с делами. Через год к ним присоединилась одна из их дочерей, и теперь это семейное предприятие. Мне недавно пришла по почте бутылка масла с надписью «Маттола. Сицилийское оливковое масло». В посылку была вложена фотография Томми по колено в бирюзовой воде. Он был таким счастливым, что я не мог не рассмеяться…
Мы подбираемся к выходу из туннеля, и машина понемногу набирает ход.
— Наконец-то! — ворчит таксист.
Я всегда радуюсь, когда туннель Линкольна остается позади. Это значит, что никаких задержек в пути больше не будет. Такси выезжает наверх по спиральной дорожке, по которой мы ехали той ночью, когда спасали Крысу. Обычно тут открывается красивый вид на город, но только не сегодня. Сегодня такой снегопад, что ничего не разглядишь.
Я иногда навещаю Айса, раз в пару месяцев. Забавно, в тюрьме он, похоже, куда счастливее, чем был в своем пентхаусе. А в прошлый раз он встретил меня и вовсе в щенячьем восторге — он выиграл тюремный чемпионат по шахматам! Я был просто поражен. Как может человек, получивший столько наград за свою музыку, радоваться какому-то блестящему кубку? Но он радовался. Даже сказал мне, что тюрьма дает ему желанный отдых от безумного мира за ее стенами. Ну, к безумному миру ему придется привыкать, потому что продажи его дисков утроились.
Через полчаса мы съезжаем со скоростного шоссе и останавливаемся у психиатрической клиники «Сент-Винсент». Охранник Говард поднимает шлагбаум и приветственно машет мне в окно. Здесь хорошо. Главный корпус стоит посреди большой зеленой лужайки. Ее окружают вишневые деревья, а за ними возвышаются сосны. Летом это очень ухоженный парк, и зимой, припорошенный снегом, он тоже очень красив.
Это не совсем психиатрическая клиника в привычном понимании этих слов. Пациенты платят за пребывание здесь большие деньги, или кто-то платит за них. Тут даже проходят курс лечения некоторые знаменитости. Только мне нельзя говорить кто именно, так что не обессудьте. Надо уважать право на частную жизнь, особенно право тех, кто восстанавливается после болезни или еще чего подобного.
Я расплачиваюсь с таксистом, иду в приемную и открываю журнал посещений. Имени дяди Джерома на сегодняшней странице еще нет, и я рад этому. Я расписываюсь и иду в западное крыло. Мне навстречу выходит медсестра по имени Нина:
— Если будешь гулять с ней, Боб, постарайся недолго. Сегодня вечером придет мистер Де Билье.
— Я тоже мистер Де Билье. Это не дает мне никаких привилегий?
— В моем понимании, дает, — отвечает мне Нина с улыбкой.
Она хорошая девушка, и мне кажется, я ей нравлюсь. Я хочу оглянуться на нее, но впереди уже вижу других сестер, которые ведут пациентов. Я дохожу до конца коридора и негромко стучусь в крайнюю комнату слева. Там у окна сидит моя сестра, Мари-Клэр Де Билье.