Луна в тумане
Шрифт:
Старик сказал: «Летом, когда ты уехал в далекие края, кругом зазвенели мечи и копья, жители бежали кто куда, молодых согнали в военные дружины, и покинутые поля обратились в пустыри, кишащие лисицами и зайцами. Только твоя верная супруга, помня о твоем обещании вернуться осенью, не ушла из дома. Я тоже заперся в своем доме, потому что ноги мои болели, и я не смог бы пройти и ста шагов. И никогда мои старые глаза не видели ничего столь печального, как эта молодая женщина на поле боя, ставшем вскоре обиталищем чудовищных духов. Прошла осень, наступила весна, затем лето, и десятого августа твоя супруга умерла. Ее смерть безмерно огорчила меня. Я своими руками вырыл могилу и опустил в нее гроб, а на могильном холме поставил дощечку со стихами, в которых твоя жена прощалась с этим миром. Я от всего сердца возложил на ее могилу и свои скромные приношения. Я никогда не владел кистью и не смог обозначить месяца и дня ее смерти. Прошло уже пять лет, а у покойницы до сих пор нет еще посмертного имени, потому
Сказав так, старик, опираясь на палку, повел Кацусиро к могиле. Всю ночь они горевали и возносили над могилой молитвы.
Сон не шел к ним, и старик стал рассказывать: «Давно это было — когда еще не родился мой дед и даже дед моего деда. В нашей деревне жила прекрасная девушка по имени Мама-но Тэкона. Дом ее был беден, но она и в простом платье, босая и непричесанная была красива, как луна в пятнадцатую ночь. Когда она улыбалась, казалось, что распускаются цветы. Говорили, что она красивее столичных кокеток, облаченных в шелка и парчу. И не только жители нашей деревни, но и господа из столицы, и приезжие из других стран домогались ее любви. Но ее это только огорчало, и она стала тосковать. Она не могла ответить на любовь всех, вышла вон там на берег и бросилась в море. Об этом печальном случае люди сложили в старину песни, которые передавались от отцов к детям. Как жалко мне было эту девушку, когда мне, мальчику, рассказывала о ней моя мать! Но сердце твоей покойной жены тяготила тоска, которая много горше тоски юной Тэкона». Старик рассказывал и плакал. Старикам трудно сдерживать слезы.
Нет слов, чтобы передать печаль Кацусиро. Выслушав рассказ, он выразил свои чувства в таких неумелых стихах:
Когда-то в старинуОдну лишь Тэкона любили,Как я люблю тебя.Одну лишь деву так любили:Прославленную Тэкона! [44]Печаль человека, который может выразить свои чувства словами, много легче печали того, кто не может связать двух слов. Все это рассказал один торговец, который часто бывал в тех краях.
44
В поэтической антологии VIII века «Манъёсю» содержится легенда о прекрасной деве Тэкона, которая бросилась в море, чтобы примирить враждующих соперников. Жила она в том же селенье Мама, что и герои рассказа.
Перевоплощение во сне
В старину, в годы правления Энтё, жил в храме Мидэра монах по имени Коги. Он славился как искусный художник, причем больше всего он любил изображать не будд, не горы и реки, не цветы и птиц, а рыб. В дни, свободные от храмовой службы, он отправлялся на озеро, где рыбаки в лодках удили и ловили неводом рыбу. Коги одарял рыбаков мелкими монетами, выпускал пойманных рыб обратно в озеро и, наблюдая, как они резвятся в воде, зарисовывал их. С годами он достиг большого мастерства. Порой, работая над картиной, он засыпал от усталости, и ему снилось, что он погрузился в воду и плавает среди рыб. Проснувшись, он тут же зарисовывал то, что видел во сне, и вешал рисунки на стену. Он даже назвал себя «Перевоплощенным в карпа». Люди, восхищенные его искусством, наперебой выпрашивали у него эти картины. Коги без сожаления раздавал картины, изображавшие горы и реки и цветы и птиц, но когда речь шла о картинах, где были изображены карпы, он всегда отказывал, говоря в шутку: «Разве может монах отдать воспитанную им рыбу мирянам, которые убивают и едят живое?» Эта его шутка, как и его картины, стала известна всей Поднебесной.
Однажды он заболел, и на седьмой день глаза его закрылись. Он перестал дышать. Собрались его ученики и друзья, огорченные его кончиной, но скоро они обнаружили, что грудь покойника теплая и не остывает. «Может быть, он еще жив?» — подумали они, сели вокруг и стали ждать. Прошло три дня. На четвертый день Коги вдруг шевельнул руками и ногами, глубоко вздохнул и открыл глаза. Словно человек, очнувшийся от сна, он сел на своем ложе и спросил: «Сколько дней миновало с тех пор, как я впал в забытье?» Ученики и друзья в один голос обрадованно ответили: «Вы перестали дышать три дня назад, учитель! Мы все — и служители храма, и ваши добрые знакомые — собрались здесь и уже совещались, как устроить ваши похороны, но вдруг обнаружили, что ваша грудь еще хранит тепло. Тогда мы решили не класть вас в гроб и поглядеть, что будет дальше. И что же — вы ожили! Как хорошо, что мы вас не похоронили!»
Коги кивнул и произнес: «Пусть кто-нибудь отправится в дом нашего прихожанина господина Тайра-но Сукэ и скажет ему вот что: „Монах чудесным образом ожил. Сейчас вы изволите пить сакэ и ждать на закуску сасими [45] из свежей рыбы. Но соблаговолите прервать на время ваш пир и пожалуйте к нам в храм. Монах хочет поведать вам нечто очень интересное". И пусть посланный поглядит, что делается в доме господина Тайра-но Сукэ. Он увидит, что господин Тайра-но Сукэ действительно пирует». Посланный, недоумевая, отправился в указанный дом, передал слова Коги и убедился, что в доме, как и говорил учитель, идет пир. Пировал сам хозяин Сукэ, его брат Дзю-ро, их домочадцы и садовник. Выслушав посланного, они очень удивились и отставили чарки. Хозяин, взяв с собой Дзюро и садовника, поспешил в храм.
45
Сасими — японское кушанье из сырой, мелко наструганной рыбы.
Коги поднялся ему навстречу и поблагодарил его за внимание, а Сукэ поздравил монаха с возвращением к жизни. Затем Коги сказал: «Позвольте задать вам вопрос, господин. Заказывали вы рыбу рыбаку Бунси?» Удивленный Сукэ ответил: «Да, действительно заказывал. Откуда вы знаете?» — «Этот рыбак, — сказал Коги, — явился к вам с корзиной, в которой лежала большая рыбина. Вы и ваш почтенный брат играли в го [46] в южной комнате. Ваш садовник сидел рядом, наблюдал за игрой и грыз большой персик. Когда рыбак показал вам рыбу, вы обрадовались, угостили его персиком из высокой вазы и трижды поднесли ему сакэ. А ваш повар с гордым видом вытащил рыбу из корзины и тут же приготовил сасими. Все было так, как я сейчас рассказал, не правда ли?» Сукэ и его люди пришли в замешательство и попросили Коги объяснить, каким образом он все это узнал. И Коги рассказал следующее.
46
Го — национальная японская игра, напоминающая шашки.
«Я ведь не знал, что я уже умер. Боль мучила меня нестерпимо, я весь горел и, чтобы хоть немного освежиться, взял посох и выбрался за ворота. Мне сразу стало легче, я почувствовал себя как птица, которую выпустили из клетки в синее небо. Шел я не то лесом, не то полем, пока не очутился на берегу озера. При виде бирюзовых вод мне захотелось испытать наслаждение, которое я раньше ощущал лишь в своих снах, когда превращался в рыбу. Я сбросил одежды, нырнул и поплыл совершенно свободно, а между тем я никогда не умел плавать. Конечно, это был всего только вздорный сон. И все же, как бы хорошо ни плавал человек, ему далеко до рыбы. Я почувствовал зависть к рыбам за их недоступные мне радости. Вдруг возле меня появилась огромная рыба и сказала: „Монах, выполнить твое желание нетрудно. Подожди здесь". Она ушла в глубину и вскоре вернулась в сопровождении множества рыб. На ее спине восседал человек в короне и богатом одеянии. Обратившись ко мне, этот человек сказал: „Повеление морского бога. Старый монах совершил многие добрые дела, спасая моих подданных. Сейчас он желает испытать радости жизни под водой. Дарую ему одеяние золотистого карпа и предлагаю свое гостеприимство. Но пусть он будет осторожен, пусть не соблазнится ароматом корма и не попадет на крючок". Сказав это, человек в короне исчез.
Я оглядел себя и с изумлением увидел, что превратился в карпа. Чешуя на мне отливала золотом. Сам не зная как, я задвигал плавниками, ударил хвостом и весело поплыл куда глаза глядят. Сначала волны, поднятые ветром с горы Нагараяма, принесли меня к берегу. Но здесь, у самой воды, ходили люди, я испугался и нырнул в глубину, куда падала тень утеса Хира. Вдруг я увидел огни на рыбачьих лодках из Какурэкатада, и меня против воли потянуло к ним. Ночь была ясная, чистый месяц сиял над серебряной вершиной Кагами, озаряя водную гладь. Прекрасны были острова Симаяма и Тикубудзима и алая изгородь храма, отраженная в воде. Я был заворожен этой красотой, когда надо мной прошел корабль из Асадзума, гонимый попутным ветром, и я метнулся в сторону. Все меня пугало в воде: и шест в опытных руках кормчего на лодке из Ябасэ, и шаги стражи на мосту Сэта. Я плавал у поверхности, только когда было тепло. В холодные ветреные дни я резвился над самым дном.
Вскоре я проголодался и заметался по озеру в поисках пищи. И тут я увидел крючок с наживкой, заброшенный рыбаком Бунси. Наживка пахла необыкновенно вкусно. Но мне вспомнился завет морского бога. Не к лицу мне, ученику Будды, набрасываться на рыбий корм только потому, что я немного голоден! И я отплыл прочь. Прошло некоторое время, голод все усиливался, и больше терпеть я не мог. Да неужели я настолько глуп, что попадусь на крючок, если схвачу наживку? Я решил, что стесняться нечего, тем более что Бун-си — мой старый знакомый, — и все-таки схватил корм. Бунси немедленно потянул лесу и вытащил меня. „Да что ты делаешь?!" — завопил я. Однако Бунси сделал вид, что ничего не слышит. Он пропустил мне под жабры веревку, причалил к берегу, впихнул меня в корзину и поспешно направился к вам.