Лунный бассейн. Металлическое чудовище (сборник)
Шрифт:
Многочисленные грани стен вдруг разом потускнели, стена передо мной стала плавиться и опадать, словно желатиновая масса под действием пламени, постепенно растворяясь и делаясь прозрачной, и в это образовавшееся отверстие, подхваченный потоком струящего света и немыслимым, оглушительно ревущим ураганом, я начал двигаться, сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
Чем громче становился рев урагана, чем ярче сверкал поток омывающего нас света — тем быстрее двигались мы. На неизвестно откуда взявшейся стене появилось мое, усеченное в длину, продолжение, быстро сокращаясь по вертикали, стена стянулась в линию и пропала; перед моими глазами быстро промелькнули сказочные сады — они вращались, сплющиваясь в тончайший цветной лист, который вошел в меня составной частью. Еще одна каменная стена сжалась в узкий клин, через который я пролетел, и он тут же, словно карта, присоединившаяся к остальной колоде, занял внутри меня свое место.
Яркое алое пламя охватило меня со всех сторон трепещущим огненным ореолом; я видел, что то же самое произошло с О'Кифом и Лаклой. И все это время, с пугающей методичностью, мы продолжали неуклонно двигаться вперед. Еще одна каменная преграда, проблеск белых вод, присоединившихся ко мне, вернее к моему я, растянувшемуся в пространстве, в котором уже разместились цветущие мшистые равнины, сплюснутые каменные стены, потом последовала еще одна скалистая преграда, как и все предыдущие сузившаяся в горизонтальную тонкую линию. И тут наш полет остановился; мы, казалось, парили в пространстве, затем медленно, осторожно раскачиваясь, двинулись вперед.
Передо мной колыхалась пелена тумана. Легкая дымка постепенно становилась все тоньше. Мы стояли, покачиваясь… Туман рассеивался…
Я видел перед собой полупрозрачную зеленоватую даль, пронизанную мимолетными разноцветными вспышками, озаренную неверным колеблющимся светом, словно я смотрел сквозь толщу зеленых тропических вод на яркое полуденное солнце. Пораженный великолепием открывшейся картины, я всматривался в искрящуюся вуаль сверкающих точек, безостановочно танцующих в туманных глубинах.
Я видел, что и Лакла, и О'Киф, и я сам обрисованы тенями на гладкой поверхности огромного камня, приподнятого футов на двадцать или больше над местом, которое я описал выше… Через расползающуюся фосфоресцирующую вуаль, похожую на легкое дымящееся облачко в лучах лунного света, стало видно, что все пространство этого загадочного места усыпано тусклыми блестками крошечных белых цветов.
Мы были тенями… и все–таки я несомненно обладал материальной субстанцией, мы намертво срослись с камнем, стали частью его — и все–таки мы были из живой плоти и крови; мы растянулись — я не могу выразиться иначе мы растянулись на многие мили в пространстве, причем размеры наших тел исказились каким–то необъяснимым образом так, что в одно и то же время произошло неограниченное удлинение в горизонтальном направлении и такое же неограниченное сжатие по вертикали: у наших тел не было никакой высоты, никакого пространственного измерения в вертикальной плоскости. Мы стояли здесь — на поверхности камня, и тем не менее, мы продолжали оставаться там внутри ограненной овальной комнаты перед излучающим экраном.
— Осторожнее!
Это был голос Лаклы, но прозвучал он не здесь, около меня, а там, перед экраном.
— Осторожнее, Гудвин! Теперь — смотри!
Сверкающее марево развеялось. Огромные невообразимые просторы открылись передо мной. Безбрежное мерцающее море зеленой растительности, произрастающей в какой–то более плотной, чем воздух, среде, заполняло собой все, что мог охватить глаз. Я видел деревья, сгибающиеся под тяжестью плодов и мертвенно–бледных цветов, маленькие беседки, сплетенные из цветущих растений, напомнивших мне мифологические плоды забвения: виноградники Леты, прилепившиеся к омываемым течением стенам пещер Гебридов.
И повсюду, проплывая между деревьями и цветущими беседками, двигались, увлекаемые медленными водоворотами, огромные толпы людей… большие, чем те, с которыми Тамерлан напал на Рим, неизмеримо большие, чем те, что вел Чингисхан на завоевание калифов… Толпы мужчин, и женщин, и детей, одетых в какие–то немыслимые жалкие лохмотья, полуголых и совершенно обнаженных: там были узкоглазые китайцы, малайцы с продолговатыми как маслины глазами, островитяне с черной, коричневой и желтой кожей, воины Соломона в фантастических ярких и пестрых одеждах со свирепыми лицами, обрамленными локонами пепельно–седых париков, папуасцы; по–кошачьи грациозные явайцы, дайаки, обитающие на холмах и на побережье; носатые финикийцы, римляне; классически правильные профили греческих лиц, викинги всех времен и народов, десятки и сотни черноволосых жителей Мурии, мелькали белые европейские лица наших современников.
Мужчины, женщины, дети проплывали перед нами, увлекаемые медленными водоворотами, и на каждом из лиц застыла нечеловеческая маска экстаза, смешанного с невыразимым страданием, противоестественного сочетания восторга и ужаса… лица, отмеченные Богом и Дьяволом, соединившимися в дружеском объятии, лица, отмеченные печатью Сияющего Бога… живые мертвецы, погибшие безвозвратно!
Страшная добыча Двеллера!
Я смотрел, не отрываясь, сердце у меня сжималось невыносимой болью. Слепо глядя вперед, они плыли к нам, поднимая вверх свои жуткие лица, подплывали и останавливались; сзади на них накатывали все новые и новые волны лиц и тоже останавливались, образуя нечто вроде отмели в круговороте медленно кружащихся тел. И вот уже так далеко, насколько хватал глаз, я видел нарастающую, подобно обвалу снежной лавины, живую стену белых лиц; они стояли внизу, подняв к нам пустые глаза, и глядели, глядели..
Где–то далеко–далеко я заметил легкое движение, ярко светящееся пятно; живые мертвецы, тихо покачиваясь, медленно расступались, образуя длинную аллею. С жадным нетерпением они скапливались по краям аллеи, словно притянутые невидимым магнитом. Сначала я увидел вдали светящееся облако, оно приближалось к нам, превращаясь в столб непрерывно вращающихся световых вихрей.
Шел Сияющий Бог!
Он шел, и следом за ним, кружась, как опавшие листья, гонимые ветром, плыли живые мертвецы.
Двеллер бежал вдоль аллеи, мимоходом задевая своими щупальцами и спиралями толпящихся по краям, они тянули к нему белые лица, озаряемые изнутри слабым неземным светом, подобные алебастровым сосудам, внутрь которых поставили зажженную свечу.
Сияющий Бог пробежал дальше, и они снова, как прежде сбившись в тесную кучу, стояли, обратив к нам слепые лица.
Двеллер остановился под нами!
От толпы, медленно дрейфующей внизу, отделилось тело Трокмартина! Трокмартин, друг мой, чтобы найти тебя, я открыл мертвенно–бледную лунную дверь, пусть не сразу, но я пришел к тебе, как обещал. И на его лице тоже запечатлелась ужасная печать Двеллера; бескровные губы, широко раскрытые, прозрачные как стекло глаза, в глубине которых светился слабый фосфоресцирующий огонь, глаза пустые и бездушные…
Не мигая, он уставился прямо на меня ничего не выражающим взглядом. Рядом, прижимаясь к нему бок о бок, находилась молодая женщина, милая и прелестная, — прелестная, невзирая даже на страшную маску, искажавшую ее лицо. В глазах, таких же, как у Трокмартина, пустых и широко раскрытых страшный тлеющий огонь. Они тесно прижимались друг к другу, и хотя в толпе все время происходило непрерывное перемещение тел, эти двое не отрывались друг от друга, словно связанные невидимыми узами. В этой женщине я узнал Эдит, жену Трокмартина, ту, что в тщетной попытке спасти любимого сама бросилась в объятия Двеллера.