Лунный камень мадам Ленорман
Шрифт:
Но Машка редко прислушивалась к голосу разума.
– Эй, – позвала она. – Здесь есть кто-нибудь?
Никого. Тишина. И снова всхлип. Плакала женщина, и так горестно, громко!
– Извините, если я лезу не в свое дело…
На крыльце пять ступенек. За крыльцом – снова дождь, обжигающе холодный. Но хотя бы ветер поутих. И плач теперь звучал отчетливо.
– Вы потерялись? – Машка оглянулась на дом, громадина которого нависала над нею. – Или что-то случилось?
Она сошла с желтой дорожки, и под ногами хлюпнула
– Если что-то случилось, то… – Она замолчала, продираясь сквозь пелену кустарника. Острые ветки цеплялись за одежду, царапали руки.
Хороша она будет, нечего сказать.
– Давайте познакомимся? Меня Марией звать… но меня все Машкой называют…
Белое пятно замаячило впереди.
– А вас?
Женщина стояла на стене.
Белое пышное платье, длинные волосы. Она плакала, закрыв лицо руками. Но стоило Машке приблизиться, и женщина отняла руки, распростерла их в стороны, словно крылья.
– Я…
Ее лицо походило на маску.
– Погодите!
Белое-белое лицо с черными провалами глаз. Женщина прижала к губам палец и покачала головой. Порыв ветра растянул подол ее платья, да и сама она покачнулась, расправила руки, и длинные рукава распластались на ветру. Она сама сделалась похожей на огромную страшную птицу.
– Что вы…
Машка не успела договорить: женщина вдруг покачнулась и исчезла.
– Стойте!
Машка бегом бросилась к стене и, навалившись на нее животом – лазить у нее никогда не получалось, – перегнулась, но тут же отпрянула. По ту сторону стены не было ничего.
Скала. Обрыв.
И черная вода озера, которое, рассвирепев, гнало к острову волны, точно мстило за обиду.
– Куда ты полезла, идиотка? – Машку схватили за шиворот и рывком отбросили от стены. И конечно, она упала. И конечно, упала в лужу.
– Вы… вы… – Машка задохнулась от гнева и растерянности.
Лужа была холодной. Грязной. И глубокой.
Поднявшись, Машка убедилась, что костюм ее окончательно испорчен, да и весь внешний вид… Машка бы такого репетитора на порог дома не пустила!
– Ты чего к обрыву полезла? – тип возвышался над ней и извиняться не собирался.
– Женщина, – Машка всхлипнула, вспомнив о незнакомке в белом. – Там женщина упала… спрыгнула…
– Какая женщина?
Кажется, ей не поверили.
– В белом, – ответила Машка, не в силах отвести взгляд от недовольных серых глаз типа.
А он взял и выругался.
Мышь белая. Синеглазая.
Робеющая под насмешливым взглядом Греты, которая с трудом смех сдерживает. И мышь сутулится, переступает с ноги на ногу, вздыхая громко.
Машка.
Не Мария, и уж точно не Мария Ивановна, но именно Машка, бестолковое создание, которому выпала нелегкая судьба обучать гаденыша английскому.
– Это
– Ужасные! – подхватила Софья, которая разглядывала мышь с недоумением.
– Грозы ужасные, лужи глубокие… – Грета все же рассмеялась. – Феденька, ты ее что, за волосы волок?
– Я упала, – тихо произнесла мышь.
– Милочка, – холодный взгляд Греты резанул по ней, заставив отпрянуть. – Вас никто не спрашивает. Будьте добры усвоить сразу: в этом доме прислуга не вступает в разговор с хозяевами.
– Это с тобой, что ли? – Софья все же приняла решение. – Не слушай ее, милая. Грете нравится выдавать себя за хозяйку. А на самом деле…
– Что на самом деле?
Ссора закипала. И мышь с несчастным видом повернулась к Мефодию, словно у него искала поддержки. А ведь девчонка промокла до костей, и трясется она не столько от страха, сколько от холода. В синих глазищах – недоумение и обида. Другой встречи ожидала?
Пусть погодит немного. Мефодий хотел кое-что прояснить.
– Грета, а почему у тебя волосы мокрые? – спросил он.
– Что?
– Волосы, спрашиваю, почему мокрые. И у тебя Софочка? Вы что, вместе душ принимали?
Софья фыркнула от этакого предположения. А Грета рассмеялась.
– А что, сердишься, что тебя не позвали?
– Отвечайте.
– Я плавала. А Софья…
– Я в саду была. Читала… а потом как дождь налетел…
Читала? Допустим, Софья иногда брала в руки книгу, но вот погода с самого утра не располагала к прогулкам. Лжет?
– Книга такая интересная попалась… я в беседке засиделась… а там уже небо темное… громыхает – жуть…
Точно, лжет! Поэтому и топит ложь, наворачивая поверх нее узоры из слов.
– А я в душе был, если интересно, дядя Федя, – отозвался поганец, спускаясь. Он ступал медленно, вальяжно, всем своим видом демонстрируя, что он – совершенно точно к хозяевам относится. И вырядился же… брюки со стрелками, белоснежная рубашка под запонки, галстук и то нацепил.
Но надо же, как своевременно все решили уделить внимание водным процедурам. Только у Стаси, забившейся в угол, волосы были сухими. И что это доказывает? А ничего. Мышь никого не узнала, и выходит, что версия с нанятой актрисой имеет право на жизнь? Или действительно призрак?
Чушь. Ко всему непонятно, почему дама в белом показалась Машке. Та ведь только-только на остров ступила. И умирать, сколь подозревал Мефодий, не собиралась.
– Это Гришенька, – Софья схватила сына за руку и подтолкнула к мыши. – Вернее, Григорий. Вы будете с ним заниматься, хотя…
Она скривилась.
– Сомневаюсь, чтобы вы могли его чему-то научить.
Мефодий тоже сомневался, но по другой причине. По его мнению, поганец был совершенно необучаем.
– Гришенька очень талантливый юноша…