Лунный камень
Шрифт:
— Но, дорогая мисс Рэчель, — возразил я, — невозможно объявить ему о разрыве, не приводя для этого никаких резонов!
— Я скажу, что передумала обо всем и нашла, что для нас обоих лучше расстаться.
— И ничего, кроме этого?
— Ничего.
— Подумали вы, что он может сказать со своей стороны?
— Он может сказать, что ему угодно.
В душе моей толпились странные, противоречивые чувства к Рэчель, когда я оставил ее в этот день. Она была упряма, она была не права. Она была интересна, она была удивительна, она была достойна глубокого
В вечер моего возвращения, когда еще не могло прийти обещанное письмо, я был удивлен посещением мистера Эбльуайта-старшего, сообщившего мне, что мистер Годфри получил отказ и принял его — в этот же самый день.
С моей точки зрения, простой факт, заключавшийся в словах, подчеркнутых здесь мною, объяснял причину согласия мистера Годфри Эбльуайта так же ясно, как если б он признался в ней сам. Ему нужна была большая сумма денег, и нужна к известному сроку. Доход Рэчель мог помочь во всем другом, но не в этом, и вот почему Рэчель освободилась от него, не встретив ни малейшего сопротивления с его стороны. Если мне скажут, что это простое предположение, я спрошу в свою очередь: какое другое предположение объяснит, почему он отказался от брака, который доставил бы ему богатство на всю остальную жизнь?
Радость, испытанная мною при столь счастливом обороте, омрачилась тем, что произошло во время моего свидания со стариком Эбльуайтом.
Он приехал, разумеется, узнать, не могу ли я объяснить ему странный поступок мисс Вериндер. Бесполезно говорить, что я никак не мог доставить ему нужных сведений. Досада, которую я возбудил в нем, и раздражение, вызванное недавним свиданием с сыном, заставили мистера Эбльуайта потерять самообладание. И лицо его, и слова убедили меня, что мисс Вериндер найдет в нем безжалостного человека, когда он приедет к ней в Брайтон на следующий день.
Я провел тревожную ночь, соображая, что мне теперь делать. Чем кончились эти размышления и как они оправдали мое недоверие к старшему мистеру Эбльуайту, уже рассказано (насколько мне известно) в надлежащем месте этой добродетельной особой, мисс Клак. Мне остается только добавить к ее рассказу, что мисс Вериндер нашла спокойствие и отдых, в которых она, бедняжка, сильно нуждалась, в моем доме в Хэмпстеде. Она сделала нам честь, остановившись у нас погостить продолжительное время. Жена моя и дочери были ею очарованы, а когда душеприказчики избрали нового опекуна, я почувствовал искреннюю гордость и удовольствие при мысли, что моя гостья и мое семейство расстались добрыми друзьями.
Глава II
Теперь мне остается сообщить те дополнительные сведения, какие мне известны о Лунном камне или, говоря правильнее, о заговоре индусов. То немногое, что остается мне сказать (кажется, я уже говорил об этом), все-таки довольно важно из-за примечательного отношения к событиям, ожидающим нас впереди.
Через неделю или дней через десять после
Я взглянул на карточку. Там стояла иностранная фамилия, уже ускользнувшая из моей памяти. Под фамилией были написаны по-английски слова, которые я запомнил очень хорошо: “Рекомендован мистером Септимусом Люкером”.
Дерзость такого человека, как мистер Люкер, осмелившегося рекомендовать кого-то мне, до того удивила меня, что я с минуту сидел молча, спрашивая себя, не обманули ли меня мои глаза. Клерк, заметив мое удивление, счел нужным поделиться со мной результатом своих собственных наблюдений над иностранцем, ожидавшим внизу:
— Это человек замечательной наружности, сэр; такой смуглый, что все мы в конторе приняли его за индуса или кого-нибудь в этом же роде.
Мысленно связав мнение клерка с обидной для меня строчкой на карточке, которую я держал в руке, я тотчас подумал, что рекомендация мистера Люкера и посещение иностранца относятся к Лунному камню. К удивлению моего клерка, я решился немедленно принять господина, ждавшего внизу.
В оправдание в высшей степени непрофессиональной жертвы, принесенной мною любопытству, позволяю себе напомнить каждому, кто будет читать эти строки, что ни один человек (в Англии, по крайней мере) не мог бы притязать на более тесную связь с историей Лунного камня, нежели я.
Полковник Гернкастль доверил мне план, составленный им, чтобы избегнуть смерти от руки мстителей. Я получал письма полковника, периодически сообщавшие, что он жив. Я писал его завещание, в котором он отказывал Лунный камень мисс Вериндер. Я уговорил душеприказчика не отказываться от возложенной на него обязанности, поскольку этот алмаз может оказаться драгоценным приобретением для его семьи. Наконец, я преодолел нерешимость мистера Фрэнклина Блэка и уговорил его отвезти алмаз в дом леди Вериндер.
Думаю, что никто не сможет опровергнуть мое право больше всех интересоваться Лунным камнем.
В ту же минуту, как мой таинственный клиент был введен в комнату, я почувствовал внутреннее убеждение, что нахожусь в присутствии одного из трех индусов, — вероятно, начальника. Он был тщательно одет в европейскую одежду. Но смуглого цвета лица, длинной, гибкой фигуры, серьезной и грациозной вежливости обращения было достаточно, чтобы обнаружить его восточное происхождение для всякого наблюдательного взгляда.
Я указал ему на стул и попросил сообщить, что привело его ко мне.
После первых извинений (в самых отборных английских выражениях) в том, что осмелился побеспокоить меня, индус вынул небольшой сверток, обернутый золотой парчой. Сняв эту и еще другую обертку, из какой-то шелковой ткани, он поставил на стол крошечный ящичек или шкатулочку, красиво и богато выложенную драгоценными камнями по эбеновому дереву.
— Я пришел просить вас, сэр, — сказал он, — дать мне взаймы денег. А это я оставлю вам в залог.