Лунный князь. Беглец

Арьяр Ирмата

Гончар сосредоточился на этой мысли, вспоминая нужные слова, но, из последних сил 'потянувшись' за оборванной 'нитью', вдруг почувствовал отвращение Мариэт к нему, ужас перед ним, свершившим то, что в глазах дарэйли хуже убийства, и отчаянное сопротивление девушки.

И тогда Сьент признал поражение.

— Сними с них 'смертное заклятье', принц. Я… не могу.

— Я не знаю, как.

— Тогда просто… сними все оковы.

— Dhara Einne el'lenear, vuar'ra Aardenner! — прошелестел тихий голос Райтегора.

А потом Сьент увидел, как

опускается полусотня дарэйли на колени, принося вассальную клятву мальчишке, бессильно повисшему в его руках. Все, даже преданные Гончару, давно ставшие друзьями Арр и Парк.

'Разве могут рабы быть друзьями?' — горько подумал Сьент, почему-то только сейчас поняв немудреную правду.

В этот момент у жреца была последняя возможность вонзить ритуальный нож в беззащитную спину принца. Но вместо этого он, безумный глупец, придерживал его за локоть и ждал собственной смерти. Не смиренно, нет. А, пожалуй, с каким-то веселым отчаяньем.

Верховный смеялся над собой, проклинал свою самонадеянность и благодарил великого Эйне за последний, столь показательный урок.

Юноша выпрямился, принимая клятву, а потом повернулся к Сьенту, и жрец отметил, что в туманных от боли и ненависти глазах Райтэ — ни искры, а две пряди цвета лунного серебра в его черной шевелюре стали куда шире.

— Почему ты не умер? — хрипло спросил принц. — Те жрецы умирали, когда лишались рабов. Почему ты жив?

Сьент пожал плечами.

— Может быть, так угодно Сущему?

— Даже если… Я убью тебя, жрец.

Верховный кивнул, скользнул взглядом по цепочке на груди Райтэ, и задал самый дурацкий вопрос из возможных:

— Почему ты носишь кольцо таким странным образом?

— Это не мое, — чуть помедлив, ответил дарэйли. — Моей матери.

— Ах, да… — Сьент потер лоб, вспоминая обстоятельства бегства принца. — Ты же взял из святилища фамильное кольцо княжны Энеарелли.

— Оно не фамильное.

— Можно взглянуть?

— Надеюсь, сейчас это уже никому не навредит, — пробормотал Райтэ, сняв цепочку и протянув Гончару.

Сьент бросил беглый взгляд на надпись на внутренней стороне колечка.

— Моей королеве… — усмехнулся он и вернул реликвию, потеряв к ней интерес. — Ты прав, оно уже никому не навредит.

'Сказать или нет, что брат императора Кларт никогда не дарил Памеле это кольцо?' — мелькнула мысль. Но Верховный промолчал. Что это изменит, узнай Райтэ, что колечко подброшено Гончарами, когда они задумали грандиозный план под названием 'Ардонский лев'? Но откуда у императрицы это кольцо? Впрочем, какая теперь разница, когда давно рассыпался прах участников интриги, да и сама империя.

— …И я могу тебя убить сейчас, — сказал принц, словно не было этого маленького эпизода. — Но я выполню наш договор, Гончар. Десять лет жизни у тебя еще есть.

'Конечно, выполнишь. И все эти годы ты и твои вассалы, сколько бы их ни было, будете вести себя, как шелковые, милый мальчик. А там я что-нибудь придумаю, чтобы ты слегка меня ослушался, и у

нас будет еще десять лет. Без дарэйли мне дольше не прожить', - улыбнулся Сьент.

Он все-таки выиграл годы безопасности Сферикала, остановил убийства братьев. Все-таки победил, даже потеряв все. Дарэйли клянутся всей сущностью, это Верховный хорошо помнил, а Райтэ не мог позволить себе радость убить врага, но и самому умереть на полпути к цели. Именно этот расчет остановил руку жреца, когда он смотрел в беззащитную спину принца, отнюдь не благородство или жалость. Да еще, пожалуй, страх, что смерть — не для Смерти. Любая попытка только усилит мальчишку.

— Единственное уточнение, князь Райтегор, — вдруг нахмурился он. — Ринхорта и других пленных мы вернем, но они обращены в камень, и я уже не могу приказать Мариэт оживить их.

— Они возвращены прошедшей ночью по приказу иерарха Ремеса и заперты в Озерной обители, — прошелестел за спиной тихий голос девушки. — Все, кроме Тиона. Он погиб.

Сьент запретил себе оглядываться.

***

Я смотрел в спину низложенного мной Верховного, и не чувствовал вкуса победы. Моя собственная спина не позволяла. Такой адской боли я не испытывал еще никогда, даже в ином мире в руках палачей-линнери. Куда им до наших Гончаров.

Я еще нашел в себе силы держаться — стоял, опираясь на оба меча, как на костыли, пока фигура всадника не скрылась за поворотом дороги, огибающей холм.

Граднир подошел, подставил плечо. Полсотни дарэйли пытались через него поделиться со мной силой. Может быть, потому я не умер тогда.

Дождался, когда на горизонте появятся крылатые кони. Сквозь огненный туман в глазах смотрел, как они опускаются на склон холма, и со спин спрыгивают шестеро всадников.

Дождался, когда железный чертяка в черных латах подбежит ко мне и облапает за плечи:

— Райтэ!

Лишь тогда я смог выдавить:

— Гончар сказал, что я — дарэйли смерти, Ринхорт.

— И что? — но его глаза помрачнели. — Все темные несут смерть. Эка невидаль.

— Я с ним не согласен. У меня нет потребности убивать.

— И слава Сущему. Значит, не все так просто с тобой.

— Но я продал себя Сьенту в послушники. И стал бескрылым хъёрсом.

— Уже знаю. Он рассказал, когда отпускал нас. Главное — ты жив, мой сюзерен! — он посмотрел на строй дарэйли. — И у тебя сейчас полсотни крыльев, будущий княжич.

Ага, хоть этого он еще не знал. Я выдавил улыбку:

— Не называй меня княжичем.

— Называй его — князь Райтегор Энеарелли, — подсказал Граднир.

Ринхорт сверкнул белозубой улыбкой:

— Вот дьявол! Да мы ж теперь завоюем мир, мой князь!

Вот так мои вассалы вынудили меня идти и завоевывать для них Подлунный мир. Точнее, лететь. Орлин поднял меня и Ринхорта на своей спине, и нес бережно, как хрустальное яйцо и ни разу не пожаловался. Железный рыцарь поддерживал меня сзади. Рядом дивные крылатые кони несли раненого деда с рыцарем Ольханом.