Лунный ветер
Шрифт:
— Я никогда не…
— Правда? — замерев, мистер Форбиден круто развернулся, глядя на меня с таким едким скептицизмом, что мне стало почти больно. — Вы уже сейчас тайком от него сбежали к другому мужчине, обманывая того, чьей женой пообещали стать. И, будь на моём месте кто-то другой… — он ядовито усмехнулся; мы уже подошли к самому водопаду, но его голос без труда перекрывал шум Белой вуали. — Пока причины вашего обмана невинны, но, стоит вам познать грязь и искушения жизни, обманы ваши также станут искушённее. А все ваши разговоры о бунте и побеге — детские грёзы, абсолютно пустые, которые ни к чему не приведут.
Казалось, даже его хлыст не ударил бы меня сильнее.
— Это
— Да ну? — хлыст рассёк воздух, указывая на обрыв водопада за моей спиной. — Вас испугала даже эта высота, мисс Лочестер, а ведь прыжок в вольную жизнь куда страшнее и серьёзнее, чем прыжок отсюда. Пусть в душе вы бунтарка и свободолюбивая дикая пташка, однако одновременно остаётесь девочкой-аристократкой, не знавшей нужды. Нежным цветочком, взлелеянным родителями в тепле и уюте. И я ручаюсь, что вы не способны…
Конца фразы я уже не услышала.
Потому что, гневно отшвырнув повод, подобрала юбку — и, стремительно шагнув к обрыву, оттолкнулась от края, прыгая вниз.
Злость заглушила и страх, и негодующие крики здравого смысла. Осталось лишь ощущение падения, от которого захватывало дух. Оно длилось пару томительных секунд, пронизанных каплями воды и солнечными лучами, подаривших свободу полёта: свободу от чувств, свободу от гнева, свободу от странной, болезненной симпатии к тому, кому я никак не должна была симпатизировать. Потом ледяная гладь озера хлестнула меня даже сквозь одежду — и сомкнулась над моей головой. Взмахнув руками, я выплыла наверх, глотнула воздух, но намокшая амазонка вновь потащила меня под воду. Казалось, вместо ткани меня облили тяжёлым металлом.
Прежде чем погрузиться под озёрную поверхность, я успела увидеть, как сверху, отчётливо чернея на фоне белого водопада, ласточкой летит вниз знакомый силуэт.
Одежда и бурное течение близкого водопада тянули ко дну. Вода была такой холодной, что у меня заныли кости; во вкрадчивой, давящей на уши тишине, царившей под водой, я слышала лишь приглушённый рокот «Белой вуали», бьющей по поверхности неподалёку от меня. Отчаянно и упрямо барахтаясь, я всё же вырвалась из мертвенных объятий этой тишины — и немедленно угодила в другие объятия.
— Вы с ума сошли?! — одной рукой мистер Форбиден привлёк меня к себе, другой не прекращая грести. Он казался столь же ошеломлённым, сколь и сердитым. — Вспомнили об Офелии и решили повторить её судьбу?
Я попыталась вырваться из его железной хватки, чтобы плыть самостоятельно, но тщетно. Меня держали слишком крепко, неумолимо и непреклонно увлекая к скалистому берегу. Краем глаза я увидела впереди свою шляпку, сиротливо уплывавшую по реке, струившейся дальше сквозь лес.
Достигнув мелководья, мистер Форбиден встал, опершись ногами на дно. Перед прыжком он успел скинуть сюртук, оставшись в жилете и рубашке, теперь липнущей к телу; чёрный платок, которым он обвязывал шею, висел мокрой тряпкой, брюки, заправленные в высокие сапоги, облепили ноги. Я тоже попыталась встать, но скользкая галька дна и мокрая юбка, сделавшаяся несносно длинной и тяжёлой, в равной мере не позволили мне этого сделать. Впрочем, в следующий миг меня бесцеремонно подхватили на руки. Я уже не сопротивлялась: все силы уходили в крупную дрожь, которой тело пыталось противиться холоду.
Рассекая сапогами прозрачную воду, неведомым образом удерживая равновесие даже со мной на руках, мистер Форбиден вынес меня на берег. Здесь каменные стены, окружавшие озеро, становились ниже, а отвесный обрыв немного отступал от воды, и от слоёных каменных стен озёрную гладь отделяло некое подобие маленького пляжа. Меня усадили на валун, зеленевший мхом на берегу, — и, сев рядом, взяли за плечи, пристально заглянув в глаза.
— Ребекка, зачем вы сделали это? — голос «корсара» был мягким и непонимающим. — Что на вас…
Казалось, этот вопрос заставил прорваться плотину, сдерживавшую всё, что мне хотелось сказать.
— Я ничего не боюсь! — в какой-то детской обиде выкрикнула я ему в лицо. Дёрнулась, но пальцы, лежавшие на моих плечах, были слишком сильны. — Я не лгала Тому! Я не давала ему ни согласия, ни обещаний, и пока наша помолвка — фикция, на которую я согласилась лишь потому, что мне страшно за него! А пока я свободна или хотя бы считаю себя таковой, я имею право видеться и разговаривать с кем хочу, даже с такой сомнительной личностью, как вы, если мне это интересно! Потому что не желаю, чтобы каждой моей встречей, каждым разговором, каждой минутой моей жизни за меня распоряжались посторонние, ведь это моя жизнь! — Я вновь рванулась, яростно и прямо глядя на него. — Я никогда не стала бы лгать тому, кого люблю, но я не люблю Тома, и он знает это. И это не помешает мне стать его женой и родить ему детей, если я пойму, что без меня он погибнет, и я буду верна ему и после свадьбы никогда даже не посмотрю на другого! Не смейте судить, на что я способна, слышите?! Вы ничего обо мне не знаете, ничего, ничего!
Я смолкла, тяжело дыша, пока губы мои дрожали: я и сама не понимала, от обиды или от холода.
Замерла — когда одна его рука, наконец разжавшись, коснулась моего лица.
Бережно и аккуратно мистер Форбиден убрал с моего лица растрепавшиеся волосы, прилипшие к коже мокрыми прядями. На пару мгновений прижал ладонь к моей щеке, глядя на меня, и в этом взгляде читалась странная щемящая нежность.
Будто он смотрел на нечто столь же прекрасное, сколь и хрупкое.
— Теперь знаю немножко больше, — проговорил он вполголоса. Опустив ладонь, поднялся на ноги. — Простите меня, Ребекка. Простите, если сможете. Я не имел никакого права ни вешать на вас чужие грехи, ни говорить то, что я сказал. — Он снова подхватил меня с камня, чтобы понести вдоль берега реки. — Пойдёмте. Надо найти способ вернуться наверх. Будем надеяться, наши кони не успеют убежать.
Я молча прижалась щекой к его мокрому холодному плечу. Позволяя удобнее устроить себя на руках, чувствуя, как бездумье гнева уступает место стыдливому осознанию того, что я сделала… от которого впору было хвататься за голову.
Ну и пусть. Я не дам приписывать себе ни трусость, ни другие вещи, обвинения в которых я не заслужила. И прыжок с водопада — далеко не самое глупое, что я натворила за сегодняшний день.
Я действительно веду себя абсолютно неприлично. Совершенно теряю голову, когда дело касается этого странного человека. Пора положить этому конец, и забыть обо всех моих играх в сыщика — тоже.
Он прав. Отныне мы едва ли будем видеться часто.
Оно и к лучшему.
В конце концов мистер Форбиден всё же нашёл подъём наверх, в том месте, где скалистый склон совсем снизился. Взобравшись на него, хозяин Хепберн-парка понёс меня под сенью елей, в сумерках, за время этого приключения успевших сгуститься, и вскоре мы уже вернулись к тем камням, где совсем недавно мирно беседовали. Оттуда до места, с которого я прыгнула и где теперь лежали на земле вещи «корсара» — сюртук, шляпа, хлыст и перчатки, — было уже совсем близко. Сюртук, сухой и восхитительно тёплый в сравнении с промокшей одеждой, мистер Форбиден незамедлительно набросил мне на плечи; к счастью, кони убрели недалеко, и мы быстро их нашли.