Лунный ветер
Шрифт:
— Грядёт буря. — Будто услышав мои мысли, мистер Форбиден протянул мне руку в чёрной перчатке. — Я на вашем месте не колебался бы.
Его голос — или разноцветный взгляд? — оплетал душу змеем-искусителем. Я уже не думала: просто приняла предложенную помощь и вспрыгнула на коня позади него.
В конце концов, может, я действительно просто сплю…
Глава четвёртая,
в которой происходит разумное чаепитие
Хепберн-парк располагался сразу за лесом. Даже не столько за лесом, сколько на его краю. Я всегда считала старинный мрачный особняк, окружённый темнокорыми
Надо сказать, нынешний владелец подходил Хепберн-парку куда больше, чем покинувшая его леди Хепберн. Добродушные морщинистые старушки не особо вписываются в страшные истории.
Нас встретил вначале мальчик-конюший, а затем чопорный лакей, проводивший меня в гостиную и усадивший перед очагом. Каменные стены особняка источали холод; я с наслаждением протянула руки к огню, дожидаясь хозяина дома, который отправился переодеваться. Его слова насчёт бури оказались правдивыми: стоило нам войти в дом, как в окна требовательно застучал ливень.
Мистер Форбиден вернулся ко мне одновременно с лакеем, нёсшим поднос с чаем. Одно его чёрное одеяние сменилось другим. Странная любовь к краскам ночи и траура…
— И плед, будь добр, Уильям. Мисс Лочестер продрогла, как вижу.
— Не надо.
Как бы ни были холодны стены Хепберн-парка, я понимала, что дрожу не от холода.
— Как пожелаете. — Усевшись в кресло напротив, мистер Форбиден наблюдал, как я помешиваю сахар в фарфоровой чашке; насколько я могла судить, это был очень хороший фарфор. — Итак, мисс Лочестер… полагаю, лорд Томас всё же чем-то вас обидел? Как обманчива внешность, однако.
— С чего вы взяли? — вновь обретя дар речи, спросила я.
— Как я догадался? — безжалостно поправил мой собеседник. — Не заметить, как он на вас смотрит, мог лишь полный слепец, а я таковым не являюсь. Учитывая, что в поле вы выкрикивали проклятия в адрес некоего человека, который сделал вам предложение, свести концы с концами нетрудно.
Я молча поднесла чашку к губам.
— Чем же вас не устраивает лорд Томас Чейнз, мисс Лочестер?
Я молча сделала глоток.
— Мисс Лочестер, вы можете промолчать, и ваша душевная рана затянется сама собой. Но если дать ей затянуться, не приняв противовоспалительных мер, возникнет безобразный и болезненный нарыв, который со временем вскроется. И, поверьте, время это будет самым неподходящим.
Я молча звякнула чашкой о блюдечко.
— Том — достойнейший юноша из всех, что я знаю, — слова сорвались с губ, казалось, против воли. — Он красив, он умён, он добр, благороден и учтив…
— Но. Далее определённо должно следовать какое-то «но».
Я опустила взгляд, рассматривая искусно вытканные цветы на пёстром ковре.
— Мы дружны с ним с детства, — говорить было легко: точно разговариваешь с кем-то, знакомым давным-давно. — Чейнзы всегда большую часть года проводили не в Ландэне, а здесь, в Энигмейле…
— Их поместье?
— Да. Тому было скучно там одному, и он часто отлучался в Грейфилд, к ближайшим соседям. К нам. С высочайшего позволения отца, конечно. — Я сделала ещё глоток. — Он всегда относился ко мне очень бережно. Поэтому я не сразу поняла, когда… когда…
— Когда из друга обратились для него в возлюбленную? — мистер Форбиден склонил голову к плечу, разглядывая меня, словно диковинного зверька. — Но чем же всё-таки вас не устраивает лорд Томас, мисс Лочестер?
— Это, знаете ли, слишком личный вопрос.
Он пожал плечами.
— Как знаете. Скажу только, что вам не пристало особо воротить нос. Сын самого графа Кэрноу — блестящая партия для девушки из рода вроде вашего, не блещущего ни древностью, ни богатством. А для девушки, от которой предпочтёт держаться подальше любой приличный молодой человек, — тем более.
— Я чем-то вас оскорбила, что вы решили сделать оскорбление взаимным?
— Это не оскорбление, мисс Лочестер, а констатация факта. Невеста должна быть мила, скромна, послушна, ничего не знать и ничего не желать от этой жизни. Смелость, дерзость, желание расправить крылья… всё это не в чести. Готов поспорить, все званые вечера вашей матушки вы просиживали взаперти в своей комнате, потому что стоило вам попасть в общество, как вы начинали говорить; но приличной девушке дозволено говорить лишь тогда, когда к ней обращаются, и не более, чем нужно, чтобы выразить благодарность за то, что на неё обратили внимание. А между тем окружающие так напыщенны, так глупы, и так хочется внести в их пустую болтовню хоть что-то настоящее… Omnium rerum quarum usus est, potest esse abusus, virtute solo excepta. Знаете, что это значит?
— «Может быть злоупотребление всеми вещами, которые употребляются, за исключением одной только добродетели».
— О, так вы ещё и образованны? Тем хуже для вас. Какие языки вы знаете?
— Я свободно говорю на фрэнчском и знаю латынь.
— А! Тогда для вас ещё не всё потеряно. Два языка — в пределах нормы. Вот когда девушка знает три-четыре, как в Руссианской империи… для наших соотечественников это уже слишком.
— Autant de langes qu’un homme sait parler, autant de fois est-il homme; [9] но наша гувернантка просто не могла научить нас большему.
9
Кто знает много языков, тот живёт жизнью многих людей (фр).
— Скажу вам, мисс Лочестер, что я обычно сам был своим учителем. И, должен признать, всегда оказывался своим любимым учеником.
Я прищурилась:
— Мистер Форбиден, осмелюсь предположить, что гордыня — главный ваш грех.
— Ошибаетесь, мисс Лочестер. Если говорить о грехах, то я в одинаково добрых отношениях со всеми семью. — Он улыбнулся моей оторопи. — Кстати, это возвращает нас к добродетели и к тому, что в наших гостиных даже из неё умудрились сделать доходный товар. И вы, не сочтите за оскорбление, по меркам почтенных матрон не слишком-то дорого стоите.
— И вы не считаете это оскорблением?
Почему-то я не была сердита. Забавно, но наш разговор странным образом меня… веселил?
— Констатацией факта, повторюсь. К примеру, сейчас вы в комнате наедине с посторонним мужчиной. Более того, почти незнакомым посторонним мужчиной. Не боитесь, что я посягну на вашу честь? Ведь мы, мужчины, только об этом и думаем, завидев молоденькую девушку… если верить почтенным матронам.
— Нет, не боюсь.
— Только за это любая добропорядочная девица будет иметь полное право презрительно от вас отвернуться.