Лунный зверь
Шрифт:
На середине пути О-ха остановилась и взглянула вниз. Чья-то расплывчатая тень уставилась на нее из-под дымчатой корки льда. Лисица вздрогнула и словно зачарованная застыла на месте. Тень подо льдом не давала ей двинуться. Она приковывала взгляд О-ха. На лисицу смотрела тень из давних времен. Она была совсем рядом, и в то же время неизмеримое расстояние разделяло их. Но пристальный взгляд призрака подо льдом обещал скорую встречу.
Наконец тень отпустила О-ха, и та поспешила к своей цели.
Стоило ей вступить на островок, утки почувствовали близость хищника и забеспокоились. Лисица бесшумно обошла вокруг птичника, проверяя передней лапой, не треснет ли где сломанная доска. Затем она так же тщательно обследовала крышу; утки все
«Только бы мне найти щелочку, самую малюсенькую щелочку, — твердила она про себя. — И уж я туда проберусь».
Рот ее был полон слюны. В мозгу метались кровавые мушки. Казалось, даже дыхание ее стало острым, как стебель осоки.
Утки волновались все сильнее. Они шумно захлопали крыльями, но О-ха знала — ей нечего опасаться. Нос лисица держала по ветру, а чутко настороженные уши ловили малейший звук, свидетельствующий о приближении человека. Старый фермерский пес Джип доживал последние месяцы. На своем веку он повидал пятнадцать зим и пятнадцать лет и так одряхлел, что почти совершенно оглох, а нос его мог уловить лишь запах мясной тушенки.
О-ха продолжала осматривать птичник. Она тронула лапой засов, так как знала — каким-то образом эта штука мешает войти в заветную дверь, но то, как действует эта железяка, было выше разумения лисицы. В конце концов она поняла, что придется уйти ни с чем.
— На этот раз вам повезло, — прошептала она, чувствуя, как рассеивается красный туман перед глазами. — Только я еще вернусь. Когда-нибудь они наверняка забудут про эту железяку, или доска подгниет. Вот тогда и посмотрим.
Одна из уток громко закрякала. Лисица не понимала утиного языка и не знала, был ли это крик испуга или насмешка. Странные они создания, эти домашние звери и птицы, вверившие свои души людям. Для вольных обитателей лесов их поведение зачастую загадка.
Внезапно со стороны фермы раздался какой-то шум. Словно вдалеке что-то с грохотом ударилось о стену, и в ночи глухо разнесся человеческий лай, вырвавшийся разом из нескольких глоток.
О-ха затаилась. Прижавшись к стене птичника, она лихорадочно соображала, как поступить — броситься наутек через пруд, в поля, или переждать здесь, пока тревога не уляжется. Спасаясь бегством, она должна будет соблюдать осторожность: стоит поддаться панике и помчаться очертя голову, оступишься и провалишься в ледяную воду. Луч света, направленный с берега, выхватил из темноты птичий островок. О-ха сжалась в тени домика, на волосок от предательского луча.
Сердце гулко колотилось у нее в груди, она ждала, что вот-вот выстрел разобьет тишину и отправит ее в Дальний Лес, место, где оказываются после смерти все достойные лисы. Там их встречает любовь друзей, уважение врагов, там нет злобы и ненависти.
Однако выстрела не последовало. Лисица еще долго лежала недвижно, словно примерзнув к земле. Лишь струйка пара от ее дыхания таяла в морозном воздухе. Где-то пискнула мышь, видно попавшая в когти совы. Луна скрылась за тучами.
ГЛАВА 3
О-ха долго выжидала, прижавшись к стенке птичника; наконец все стихло: утки угомонились, людской лай смолк. В такой холод фермеру, конечно, не слишком хотелось покидать теплую постель и отправляться на поиски ночного вора. Летом лисице наверняка пришлось бы туго.
Убедившись, что ферма вновь погрузилась в сон, О-ха поднялась и по льду вновь направилась к берегу. Она окоченела и в ярком лунном свете чувствовала себя беззащитной. Утки, заслышав шорох ее лап, вновь принялись громко призывать на помощь. Вдалеке, гремя цепью, без устали рвался Джип. Мать О-ха, О-филл, хорошо знала этого пса. Она не раз рассказывала дочери истории об овчарках, которые гонялись за ней, когда она пыталась пробраться на ферму. Правда, Джип, сторожевой пес, даже когда был в расцвете сил, никогда не любил убивать.
— Однажды я отправилась на ферму, а Джип в тот день, как назло, разгуливал без цепи, — рассказывала О-филл окружившим ее лисятам, среди которых была и О-ха. — Только я подкралась к плетеной кроличьей клетке и хотела перегрызть прутья, он тут как тут! Ясное дело, я бросилась прочь, точно кошка, которой подпалили хвост. — При этих словах детеныши дружно рассмеялись. — А Джип мчался за мной по пятам. Тогда он был в лучшей своей поре, силен и крепок. А я со страху совсем одурела и кинулась к амбару, где работали люди. Ну, понятно, они меня окружили: куда ни сунься, не дают проходу, смотрят на меня и гавкают по-своему. Джип загнал меня в угол, оскалился — того и гляди, разорвет. А люди точно с ума посходили, визжат, вопят. «Велят мне тебя прикончить», — пробурчал Джип. Он, ясное дело, на меня злился. Еще бы, по моей милости он попал в глупое положение. Да, в глупое, потому что Джип не из тех, кто любит проливать кровь. Я сразу поняла это. Стоило взглянуть на его морду. Убийцы так не смотрят. Но люди науськивали его, и он должен был со мной расправиться, чтобы не осрамиться перед хозяевами. Я пыталась увернуться, но он схватил меня за горло. И вдруг подбросил в воздух, легко, точно соломинку. Я грохнулась на землю как раз около открытых ворот и, понятно, помчалась в свой.А Джип крикнул мне вслед: «Смотри больше не суйся сюда, лисье отродье! Я тебя предупредил, в следующий раз так легко не отделаешься!» Уж конечно, мне его слова не указ, — продолжала О-филл. — Совалась на ферму и буду соваться. А как же иначе. Но с Джипом я больше не сталкивалась. Собаки ведь тоже разные бывают: те, что сторожат ферму, шутить не любят и дело свое знают, да только проливать кровь без нужды им не по душе. А есть еще другие, охотничьи, — вот те сами не свои до крови, особенно лисьей.
О-ха пересекла заледенелую поверхность пруда, миновала чужойи оказалась в своем— здесь она была в относительной безопасности.
Ее неудавшийся набег на птичник занял много времени, и небо над полями уже начало светлеть. О-ха выбрала одну из лисьих троп и двинулась по ней в сторону восходящего солнца. Пройдя пару сотен ярдов, лисица остановилась и принюхалась.
Мясо! Она ощутила пронзительный запах мяса!
Стоило Завываю донести этот дивный аромат до ноздрей лисицы, все ее чувства словно вспыхнули. Она свернула с тропы и пошла прямиком через поросшую ежевикой пустошь, к зарослям терновника, возвышавшимся посреди скошенной травы. Горностай, в роскошной зимней шубе, зашипел на нее, брызгая слюной, когда она приблизилась к входу в его лабиринт подземных коридоров. Лисица была не настолько голодна, чтобы связываться со столь свирепой добычей, к тому же ветер обещал нечто более аппетитное. Она сразу распознала запах, принесенный Завываем: кролик, вот что это было. Кролики во множестве водились здесь, в полях, и, разумеется, это было известно О-ха, однако сейчас она ощутила запах раненого или недавно убитого зверька. Конечно, тут многое было не ясно, и лисица не забывала об осторожности.
Она приблизилась к проволочной изгороди, за которой паслись на мерзлой траве коровы. О-ха знала, что эти громадины обладают кротким нравом и бояться их нечего. Тем не менее она помедлила, прежде чем проскользнуть под проволокой. До нее донесся отчетливый запах стальных капканов. К тому же только глупцы суются в незнакомое место, не размышляя.
Наконец, обдумав все «за» и «против», лисица подлезла под проволоку; она двигалась быстро, но по-прежнему осторожно. Лишь изредка она переходила на рысцу. По ее убеждению, бежать во весь опор стоило лишь в крайних случаях. Лисицу выручают не быстрые лапы, а умная голова, — так учила ее мать.