Лууч. Затмение
Шрифт:
– «Французский», – точно читая мысли сказал Гор, видя как я растерянно вглядывался в его великолепные пропорции чистой гармонии.
Но долго я на него не воззрился, так как рядом ещё стоял отменный камод, того же стиля, небольшой стол, не выше колена, отданный всей своей прозрачной глубиной голубоватого стекла будто влюблённости в чьи то фиалковые глаза, прежде чем был отдан в перекупку в истории и покинул свою родную страну. Те же самые узоры, что на шкафу и камоде но дополненные той же (непременной) голубой глазурью и золотой росписью, так гармонично сочетались, что не повесить тут голубые в золоте, нежные шторы из бархата
– Гор, если эта королевская парча, создана твоими руками и образами сочетания, то я преклоняюсь перед твоим даром дизайнера мягкого, приятного, но строгого интерьера гостевой комнаты, когда либо мною виденной.
– О нет, не преклоняй колен и не падай ниц, перед грубым мужским истуканством и безвкусием. Всё что ты имеешь место находить, целиком и полностью построено воображением моей дорогой сестры. В свободное время занимающейся наведением порядка и украшением этого дома для радушия глаз моих и своего успокоения. Так ведь она и говорила кстати. Я её спрашивал, зачем она так старается над единственной комнатой, в которой никого нет и никто не живёт. Ведь она даже не похожа на будущую детскую, а мы никогда почти не принимаем гостей ввиду скромной жизни и любви к уединению в своей маленькой лесной обители.
На что она, конечно отвечала мне, что это она готовит для одного нашего гостя, с которым у неё потом будут отдельные серьёзные на эту жизнь планы, и который заберёт её с собой.
Я конечно мог представить, что это её девичьи мечты по жениху. Но она никогда не интересовалась никем, окромя меня самого, как единственного близкого человека. И все свидания наши проходят исключительно здесь же, где мы разделяем этот дом, подобно двум отшельникам монашеского ордена. Где ни я, ни она никогда бы не отдали своё сердце другому избраннику и вечно бы пребывали в обеде безбрачия, чтобы сохранить тёплые отношения духовных сестры и брата теми же полными любви и верности.
Теперь я кажется, понимаю к чему она создавала такие долгие годы этот уют Лууч. Я словно твоими глазами смотрю на всё это.
– Я так тронут Гор. Что ты даже не представляешь себе. Это очень трогательно, то что ты сказал. Правда не думаю, что такие царские но скромные как для монаха-пилигрима хоромы предназначались именно мне, раз я выбрал простой сарай, со вполне приличными для своего представления о путешествия апартаментами, где вместо кровати можно вполне обойтись любым подручным биваком.
– Ну уж нет. Раз моя сестра использовала свои способности устроить тебя как при приёме своего любимого друга, то уж будь так добр, ответь нам всем добром милодушия и радушной снисходительности.
– Ваше величество вынуждено согласиться. Но только чтобы не созрел конфликт и распри за место под крышей в сарае, – засмеялся я. – Коли воля твоя и твоей милой сестры здесь закон, я подчиняюсь ему и готов как истинный аскет спать в лесу, – меня слегка подёрнуло, оттого как я внезапно вспомнил свой лёгкий свежий сон в лесу Миры. – Но в силу принуждения быть принцем при царе этого небольшого но царски элегантного дворца, склоняюсь в почтении и чести иметь его своим временным пристанищем, куда бы меня здесь не положили.
– Вот и славно. Ты пока располагайся, а я скоро приду.
Я остался один. Снял предоставленные мне ещё на входе тапочки и погрузился в меховой ковёр. На котором сразу захотелось растянуться. Но только чтобы не смущать этим гора, проследовал во вторую часть комнаты, отделённой живой зелёной стеной с цветущими редкими для моих глаз и обоняния тропическими цветами. Во второй части стоял низкий и небольшой диванчик, служившей судя по всему мне в будущем кроватью для отдыха.
У огромного распахнутого настежь окна, стоял элегантный стеклянный стол, приходящийся точно какому-то писаке при императоре на Дальнем Востоке. Я как-то сразу прошёлся воспоминаниями о своём детстве, вспоминая, что когда-то и сам занимал подобную комнату, в далёком детстве с видом из окна на лес. Тончайшая тюль в завитках играла на ветру, а за ней тонкими колокольчиками звенела точно волшебная игра – музыка ветра. Наполняя свежим лесным весенним ветром, благоухание природы и лаская слух своей беззаботностью тихого роптания.
Я так порадовался за Гора, что он имеет безупречный дом и такую чуткую ко всему сестру, будто сам только что подписал документ, предписывающий мне здесь оставаться долгие годы. Отчего я сразу мысленно отмахнулся, помня свою миссию не отдыхать здесь восстанавливая силушки, а прилагать их для решения поставленной мне шаманом миссии задачи чрезвычайной важности.
Оттого когда Гор со стуком вошёл в комнату, застал меня не лежащим как и положено уставшему путнику с долгой дороги на диванчике, а приободрённым и раздетым от пальто и с закатанными до локтей рукавами рубашки. Полного сил и готовности начать действовать немедленно.
– Ты давай молнии из глаз не мечи, – усмехнулся Гор. – Дом подожжёшь.
– Надо будет, подожжём, – расправив плечи и приосанясь лукаво ответил я ему. – Надо будет – выстроим новый.
– Вот это настрой Лууч. Вот это боевой характер. Надеюсь, ты не против перекусить, пока я не подавился слюной и не впал в неистовство. У меня словно там дыра с тех пор, как ты мою бирку отодрал. И всё желание кому-нибудь свернуть шею, обостряется и обостряется. В рамках правого дела. Особенно по работе, если это надо будет сделать. В хорошем смысле.
– Ну если в хорошем, то сверни для меня шею каким-нибудь спелым фруктам или виноградным гроздям, которые я заметил в гостиной зале на первом этаже, как только мы вошли.
– Отлично. Пошли скорее. Люблю достигать взаимного согласия с полуслова. Оторвём кому-нибудь не только шеи но и всё остальное. Лишь бы скорее насытиться.
Глава 10. Глазами Гора
Продолжительный и насыщенный, но достаточно поздний обеденный стол, пришёлся очень кстати. Я всё налегал на так называемую ореховую пасту очень мелкого помола, воистину отдав ей почти всё своё внимание. На что Гор, даже с какой-то грустью покачал на это дело головой, поскольку я почти опустошил все эти крошечные баночки до дна, что он имел неосторожность поставить по центру стола.
Видимо находясь на правах гостя, мне можно было опустошить весь его дом от вкусных и питательных ореховых паст с фруктами, однако аппетиты мои быстро пришли в нормальное состояние, едва я с ними почти закончил.
– Что это такое Гор? Чьё это гениальное изобретение.
– Орехи что-ли?
– Да не орехи, а то что с ними стало. Это же в какую такую дьявольскую машину нужно было их засунуть, чтобы из них получился нежнейший масло-крем.
– Меланжер наверное. Они кстати урбечи называются, – с ударением на второй слог сказал Гор. – Я во все эти тонкости пищепрома не лезу.