Львиное логово
Шрифт:
— Уже сделано, повелитель. Я взял на себя такую смелость, — склонился Ашшур-надин-шуми.
— Теперь ты! — взор повелителя уткнулся в командующего войсками.
— Государь, мы готовимся к войне. Колесницы почти восстановлены. Мастерские работают круглые сутки. Запас стрел и копий достаточен. Городские укрепления подправили. Сделали новые осадные башни и тараны. Теперь о плохом. Людей маловато, повелитель. Особенно конницы. Пришлось нанять арамеев и урартов. Все-таки за последние годы много воинов потеряли. Я думаю, персы нанесут удар южнее Вавилона, чтобы отсечь весь Шумер и лишить нас зерна. С севера пойдут мидяне и киммерийцы, да и Уллусуну маннейский, эта крыса, тоже из своих гор высунется. Вот тут нам придется тяжело, повелитель. Сердце империи под ударом будет. Ниневия, Дур-Шаруккин, Арбела, нельзя их без защиты оставлять. Одна надежда, что под Вавилоном завязнут. Он осаду может годами держать. Я предлагаю, величайший, как только персы Тигр перейдут, из всех крупных городов чернь выгнать, все зерно туда свезти и гарнизоны посадить. Персы под крепостями застрянут, а мы пока на севере кочевников разобьем. Я так вижу, повелитель.
Синаххериб, подумав, медленно качнул головой.
В то же самое время. Сузы.
— Государь, — докладывал Умножающий доходы Харраш, — в Иудее все идет так, как задумано. Езекия захватил земли бывшего Израильского царства и хочет выйти к морю. Ассирийцы держат Ашдод и Дор, он их взять пока не может. Наследник Ассархаддон — настоящий сын своего отца. Умен, жесток и отважен. Нам будет тяжело с ним. Он привел отряд вавилонян, нанял отряды арамеев и сирийцев, и вполне успешно сдерживает Иудеев. Сейчас они почти на равных. Иудеи не могут взять Ашдод, а ассирийцы — Иерусалим. Так и бьются друг с другом в поле. Пока победителя нет. Я думаю, что Езекия оставит себе земли Израиля, а Ассархаддон удержит остальное. А нам того и нужно. Если Езекия приморские города захватит, то возгордится без меры. С ним потом сложно будет дела вести.
— Великий царь, — подключился Хумбан-Ундаш. Мы готовы выступить в течение двух недель. Войско готово, но, людей, конечно, не хватает. В войне с саками много потеряли. Я думаю, надо бить между Уруком и Вавилоном. Тогда лишим их подвоза зерна с юга. С севера пустим конницу киммерийцев, маннейцев и мидян. Им придется отбиваться на юге и на севере одновременно.
— Ты думаешь, они этого не понимают? — спросил царь. — Ассирийцы — вояки отменные. Если мы под Вавилоном застрянем, то нам туго придется. Осаду такого города вести и с ассирийцами биться мы не сможем. Мысли есть?
— Мысли есть, брат, — сказал Пророк.
— Опять? — поморщился Ахемен. — Что на этот раз? Отравим кого или золото в дерьмо закопаем?
Что ж такое, а? Ты вроде дельные вещи предлагаешь, а мне так гадостно на душе от них. Не знаешь, почему?
— Знаю, конечно, но это к делу не относится. И в войне не поможет.
— Не поможет, — вздохнул Ахемен. — А хитрости твои тысячи воинов мне спасли, и землю нашу от разорения. Ну почему нельзя просто жить?
— Потому что ты царь, брат, — просто сказал Пророк. — Цари не могут просто жить. И людьми хорошими тоже быть не могут. Роскошь это непозволительная.
Глава 17, где началась война, и один жрец вошел в историю
Правобережье Тигра. Месяц айяру. Год 691 до Р.Х.
Ахемен, Макс и Хумбан-Ундаш стояли на пригорке и смотрели, как с нуля созданные саперные части собирают понтонный мост из отдельных секций. Немыслимое по местным меркам сооружение сколачивали на берегу в квадратные плоты из калиброванных бревен, которые привезли сюда с гор Загроса, а потом спихивали в реку. Стук молотков и крики воинов разносились водой на сотни шагов. Потные матерящиеся мужики подгоняли секции друг к другу, упираясь шестомв дно, и забрасывали веревки своим товарищам, что стояли на уже готовых частях понтона. Секции скреплялись через бронзовые кольца, которые были вкручены в крайние бревна. Работа шла скоро, и деревянная дорога удлинялась на десять шагов каждые четверть часа.
— Глазам своим не верю, — честно признался Хумбан-Ундаш. — Великий, да как же это? Вроде бы и просто все, а вроде как и деяние, богов достойное.
— Да я тоже не верил, что получится, — сказал Ахемен. — Но ты смотри, ведь по реке, как по суше пойдем. И спрашивается, какого демона мы всю жизнь на надутых бурдюках переправлялись? Неужели никто догадаться не мог? Нет, Зар, ты все-таки голова.
— А что ты удивляешься, брат? Вон, в Вавилоне каменный мост стоит через Евфрат, а тут плоты деревянные веревками связали. Вот победим, и каменный мост построим. Да еще и проезд платный сделаем, чтобы казна свои деньги назад получила. Лахму уже место подыскивает, — сказал Пророк.
— Да, — согласился царь. — Мост — это хорошо. Если Двуречье заберем, то без него никак. Вавилон вечно бунтует, войско нужно быстро перебрасывать.
— Мы там порядок наведем, некому бунтовать будет, — успокоил Пророк добрейшего бога. — Все мятежи знать и жрецы устраивают, а простому пахарю все равно, кому налоги платить. Рыпнутся — под нож пустим.
К вечеру второго дня мост был наведен, и по нему пошли саперы, которые сразу же стали копать валы на случай нападения. Огромное войско будет идти не один день, да и подвоз оружия и припасов пойдет тут же, а потому лагерь строился на многие месяцы.
А к левому берегу великой реки уже подходили отряды, один за другим, разбитые на тысячи. Упрямо топали лучники из Аншана и Суз, поднимала пыль легкая персидская конница и тяжелые катафракты. Тащились сотни верблюдов, груженых воинской снастью. Великий царь отряды снабжения в отдельный род войск вывел, и не прогадал. Там, где лихой рубака одну половину имущества забудет, а другую потеряет, бывший жрец, что читать и писать умеет, куда лучше справлялся. У каждого отряда, что снабжением ведал, свой реестр припасов был, самим секретарем Великого царя составленный. Тот секретарь хорошим людям в снах кошмарных являлся, до того занудный был. По этому реестру каждая сотня и тысяча свои запасы имела, за которые командир того отряда лично отвечал, и учет им вел. Дивились воины, но и радовались. И сандалии в запасе были, и котлы, и палатки. И даже хватало всего. Не бывало такого до сих пор, чтобы в армии, да не забыли чего. Но, откровенно говоря, из воинских людей никто раньше и читать-то не умел. А тут неграмотных уже в сотники неохотно берут. Чуть до бунта заслуженных воинов дело не дошло, да сам царь и командующий Хумбан-Ундаш перед строем вышли и длинный свиток зачитали. И стыдно воинам стало, перестали буянить. А пехота все шла и шла. Фалангисты из-под Адамдуна и Тарьяны тащили свои длинные копья, а полуголые пращники с серебряной гривной на шее свысока поглядывали на сопящую пехоту. Их, отмеченных лично царем за непревзойденное метание гранат, собирали в отдельные сотни, и платили двойное жалование. Шли отряды из Кермана и бывших ассирийских провинций — Гамбулу, Парсуа и Хархар. Те природными ассирийцами не были, а потому в армию шли охотно. Уж больно им хотелось денег заработать и добычей воинской дома похвалиться. Отдельно ехали непривычно длинные телеги, укрытые кожами, где везли разобранные осадные башни, тараны и требушеты. Отряд же, что обслуживал сифонофоры, вообще свысока смотрел на всех остальных, имея четвертый класс в новой иерархии. Только тяжелая кавалерия в полном доспехе была равна им по статусу, и гордились этим бывшие лучники неимоверно. Это ж они к знати теперь относились, и таскали по положению серебряную цепь с медальоном, где священный огонь изображен. Почетную цепь увидев, самый богатый купец в поклоне сгибался, когда к нему в лавку такой воин заходил. Даже голова у простых мужиков от такого кружиться начинала.
— Как же поменялось все, государь, — удивлялся Хумбан-Ундаш. — Я с пятнадцати лет воюю, вырос в походах этих. Казалось бы, все уже знаю, а удивляться не перестаю. Это же какой порядок у нас стал! Вроде бы и сам многое из этого сделал, а вроде бы и боги какие-то в ухо шептали.
— Ты чего, Хумбан, забываешь, кто у нас по божественной части? Вон Заратуштра стоит, с ним сам Ахурамазда по ночам разговаривает. Иначе, как богу, не под силу это никому, — убежденно сказал царь. — Я когда увидел, как осадную башню в повозку сложили, доска к доске, хотел от радости, как баба, расплакаться. Ну не может человек сам все так разумно сотворить.
— Ты, брат, людей недооцениваешь, — сказал Пророк. — Ты простому мастеру при всех кошель вручил и молодцом назвал. Да он теперь тебе такое придумает, что ни одному богу не под силу, я тебе точно говорю. Потому что бог — он один, а мастеров таких — тысячи.
— Ох, смотрю, и сердце радуется, — сказал Ахемен. — Это ж какую мы силищу собрали.
— Не хвались, брат, еще воевать не начали. Ассирийцы- вояки крепкие, — сказал Макс.
— Да, ты прав, бог хвастунов не любит.
А мимо продолжали нескончаемой рекой идти тысячи воинов, которые при виде царя начинали истошно орать от восторга. А он махал им рукой в ответ, и каждому казалось, что он именно ему машет.