Лысая голова и трезвый ум

Костин Сергей

Капитан, который как казалось, впал в прострацию, оживает, достает пачку и протягивает Баобабовой.

Перед тем, как вытащить все сигареты, Баобабова устанавливает перед носом капитана слепленную из патронов маленькую статуэтку капитана. На что я не силен в скульптуре, но сидящий на карачках стальной капитан получился совсем как живой.

— Пошли, — напарник пускает мне в лицо струйку дыма. Разворачивается на каблуке и создавая эффект землетрясения местного масштаба выходит в приемную, где все еще валяется без чувств секретарша Лидочка.

— Товарищ

капитан. Так я это… пошел? — отчего-то мне жалко капитана Угробова, нервно рассматривающего слепленного капитана на карачках. Я никогда не забуду, что именно этот человек со всей возможной теплотой пригрел меня в отделении, и за это получил странный отдел, который еще ничем не отличился, но уже стрельнул все сигареты и слепил маленького капитана.

— Иди, сынок, — скрипит капитан зубами. — И запомни, сынок. Если что случится, мало ли жизнь каким боком повернется, обращайся. В любое время, в любом месте, и в любой форме. Не знаю, как у тебя сложатся отношения с напарником, не мне судить. Может она девушка хорошая, только на вид бешеная. Но вот этого типа, что скрывает от трудового народа свое истинное лицо, тебе стоит опасаться. Темный тип, таково мое капитанское мнение. И счастливо, лейтенант. В следующий раз, когда мы встретимся, придется мне отдавать тебе честь, — капитан грустно улыбается и достает лупу, чтобы во всех деталях рассмотреть скульптуру, подаренную бешеной девушкой.

Перешагиваю через секретаршу Лидочку, накрыть бы ее чем, да некогда. Догоняю Баобабову. Семеню вслед за прапорщиком, от которой шарахаются в сторону не только малолетние правонарушители, но и стреляные опера, а также бойцы роты особого назначения, которых секретарша Лидочка все-таки умудрилась вызвонить по глупой шутке капитана. Жаль, не пригодились.

Отдельный кабинет, который предоставило государство под совершенно секретный отдел «Пи» закрыт на ржавый замок, который прапорщик Баобабова сдергивает одним пальцем.

— Заходи, — пропускает она меня.

Протискиваюсь мимо ее выпуклого бронежилета. Осматриваюсь.

Пыльное помещение, в котором кроме тараканов никто не живет, пахнет прелостью. За окнами городская свалка. На стенах обрывки плакатов прежних времен. На полу пустые бутылки и фольга от импортных шоколадок.

— Халупа, — выражается прапорщик, захлопывая ногой дверь.

От этого, в общем-то, обычного звука вздрагиваю. Оставаться один на один с девушкой из элитного отряда хоть и почетно, но тревожно.

— Но хоть крыша над головой, — Баобабова пинает бутылку, которая отлетает под батарею отопления. — Оборудование и аппаратуру привезут не скоро. Так что сегодняшний день посвятим знакомству. Возражения есть, напарник?

Напарник в моем лице согласен.

Стараясь не смотреть на острые коленки прапорщика, подхожу ближе и, задрав голову, заглядываю в глаза той, с которой придется общаться ни день и не два.

— Значит, будем работать вместе?

— Значит, будем, — улыбается прапорщик Баобабова, обнажая розовые десна и два выбитых зуба. — Но, запомни, лейтенант. Никакого панибратства. Руками не лапать. Оторву руки. Сальные шуточки не отпускать. Язык вырву. За водкой не посылать….

— Ноги открутишь, — быстро соображаю я. — А смотреть можно?

Баобабова, плотоядно морщась, задумчиво шевелит пальцами с красными, местами обгрызенными, ногтями, но решает, что смотреть на нее мне, так или иначе, придется:

— Можно, — на ее щеках появляются две неглубокие ямочки. Что делает квадратное лицо еще более ужасным, — Так ты тот самый лейтенант, который в одиночку завалил неопознанный летающий объект?

От ложной скромности я не страдаю. Если человек совершил героический поступок, то скрывать это незачем.

— Силен, хоть и мелок, — вздыхает Мария Баобабова. — Ты как здесь оказался? По призванию, или по необходимости.

Отвечаю, что всю жизнь мечтал распутывать не распутываемые дела.

— И я по призванию.

На мою просьбу рассказать, каким образом она докатилась до такой жизни, Мария Баобабова скромно отвечает, что любопытным молодым лейтенантам во все времена нещадно били морды. И если я хочу узнать о ней, о прапорщике Марии Баобабовой больше, чем есть в ее личном деле, то мне нужно с ней подружиться, а не лезть с расспросами, когда не следует.

Из дальнейшего разговора ни о чем выясняю, что прапорщик Мария Баобабова оказывается весьма милая и скромная, по ее словам, девушка. В шестнадцать лет окончила школу, и заявила родителям, скромным труженикам депутатского корпуса, что не хочет поступать ни в какие высшие учебные заведения, где « учатся маменькины сынки, не нюхавшие жизни», а хочет посвятить всю свою жизнь справедливому, хотя и опасному делу борьбы за законность, равенство и братство. Одним словом, юная Маша Баобабова решает стать сотрудником органов. Да не каких-то там дипломатических, а внутренних.

В дверь без предварительного стука заглядывает капитан, и, растянув губы в саркастической ухмылке, заявляет, что: — «Лучше иметь сына бандюгу, чем дочь прапорщика». После чего, немного подумав, добавляет: — « Тем более в напарниках».

Несправедливые оскорбления в наш адрес каким-то образом сплачивают наш небольшой коллектив. Мы провожаем капитана злыми взглядами, смотрим друг на друга, и между нами пробегает искра, как это принято ныне выражаться, взаимопонимания.

— Лесик, — протягиваю ладонь в знак вечного сотрудничества.

— Маша, — рука напарницы тверда и мозолиста.

— Мы ведь им покажем?

— Да, запросто.

Именно этот момент я считаю началом образования сплоченного рабочего коллектива под кодовым названием «Пи» — «Подозрительная информация».

Две недели полного безделья.

Тупо глазею в окно, на спешащих по своим делам прохожих, на снующие машины, на капитана, ругающегося с завхозом. У оперов закончились наручники. Завхоз клянется, что через три дня ожидается свежая партия. Капитан не верит и тычет табельным оружием в нос бедного завхоза.