Лысая голова и трезвый ум
Шрифт:
— Ой!
Не успеваю сообразить, с каких таких радостей прапорщик Баобабова охает. Джип зависает на месте. Взвизгивает освободившимися колесами и стремительно летит вниз. Слышен треск ломающегося дерева. Врезаемся носом, пару секунд раздумываем в какую сторону рухнуть, валимся в стандартное положение. От удара двигатель глохнет, фары брызгают светом и гаснут.
Не уследил, раззява.
Ничего не видно. Даже выкалывание глаз не поможет. Что у меня, что у Баобабовой.
Слышу странные, карябающие звуки. Не могу определить, что это? Но звуки раскачивают
Баобабова страшно ругается. Не конкретно на меня, но на всех зеленых оперов, которых не научили внимательно смотреть за дорогой. Хочу напомнить, что дороги, как таковой, не было совсем, но в это время вспыхивает карманный фонарик. Машка крутит единственным источником света по сторонам. От джипа в темноту бросаются неясные тени. Успеваю заметить, что тени имеют лица земляного цвета.
— Сволочи! — завершает ругательства Баобабова. Но теперь ясно видно, что завершение словесного потока относится не ко мне.
На джипе сняты все колеса, ободрано все железо. На месте двигателя зияющая дыра. Дверцы отсутствуют, панель приборов не прощупывается. Даже пепельница исчезла. Остался собственно сам каркас, руль в моих руках и два сиденья. Да и то, только потому, что мы на них сидим.
— Сволочи, — кажется, Мария смеется.
— Эт-то кт-то? — перенесенный шок оставил несвойственные молодым лейтенантам последствия.
— Да туристы-дикари, — улыбается прапорщик Баобабова, обследуя оставшуюся часть некогда прекрасно оборудованной машины. — Чисто сработано.
— Ты почему не стреляла? — проходит все. И даже последствия после шока.
— Эх, Лесик, — снисходительно лыбиться напарник, — Да если бы я только дернулась, меня, да и тебя, дорогуша, в клочья разорвали. Эти ребята посерьезнее, чем вся наша мафия вместе собранная. К тому же ребятам помочь надо было. Железо в тайге на вес золота. Скажи спасибо, что нас не обчистили.
Совестливые туристы пошли. Колеса сперли, а карманы не тронули. И кому жаловаться? На ближайшие сто верст мы с Марией единственные представители закона.
Выкарабкиваемся из остатков машины. То, что осталось от джипа валяется в неглубокой, но с душой вырытой яме. На дне ямы заостренные дрючки.
— На хозяина рыли, — на всякий случай Баобабова измеряет рулеткой размеры ямы и заносит данные в блокнот. В работе отдела «Пи» нет мелочей. Может и пригодится.
— А они снова не придут? — опасливо озираюсь, смутно ощущая чужие взгляды из черных кустов.
— Нет, — голос Марии тверд и уверен. Человек знает, что говорит. Опыт, есть опыт. — У нас в багажнике еды было на два месяца. Но лучше поскорее уйти с этого места. Одичавшие туристы не любят, когда по их территориям ходят чужаки.
Чужие здесь не ходят. Это точно. Кто зашел, тот пропал. Науке, как и обществу, не известно, сколько таких вот туристов блуждают по тайге. Тысячи? Миллионы? Может когда-нибудь через сотни лет мы к, наконец, узнаем, что глубоко в тундре, независимо от общества развивалось и росло свое, неизвестное никому, государство. Со своей малоразвитой культурой. Со сказками о далеких странах и вкусном мороженном.
— Долго топтаться собираешься?
Вздрагиваю. Мысль о диких туристах поглотила не ко времени. Перед тем, как поспешить за Марией, шарю в карманах и оставляю на камне единственную ценную вещь, которую не жалко оставить. Географический атлас без обложки. С прожженным пятном и карандашными стрелками. Народ, даже если он заблудший, должен развиваться.
Через десять шагов приходит мысль, что поступил я опрометчиво. Стрелки могут навести развивающее тундровое государство на неверные мысли. Хорошо, если они подскажут направления торговых маршрутов. А если атлас попадет в руки циничному, мечтающему о мировой славе туристу? Не миновать беды.
Разворачиваюсь, чтобы исправить историю. На камне ничего нет. Атлас, слишком нужная в хозяйстве вещь, чтобы без присмотра на камне лежать.
Вот она, раздавленная бабочка.
— Лешка, черт! — Баобабовой не терпится смыться. Никакой ответственности перед зарождающимся государством.
— Иду, иду, — бросаю последний, прощальный взгляд на место, в котором нашел последнее пристанище джип. И толи, кажется, толи чудится, у искореженного остова машины стоят одичавшие туристы и машут нам, уходящим в ночь, руками. Хорошо, что морду не набили.
Идти пешком по тундре гораздо неудобнее, нежели ехать. Вернусь на большую землю, обязательно донесу столь умное заключение до народа. Под ногами — то шуршащая трава, то мягкий мох, а то хлюпающая вода. Впереди маячит спина прапорщика Баобабовой. Сгибается под тяжестью железного ящика с пожитками. Позади империалистическая угроза человечеству. Над головой собирается ночной дождь. И быстро собирается. Миг, и мелкие крошки сопливого неба царапают лицо, заставляя поглубже в воротник втянуть шею. Мерзость-то какая.
— Мерзость какая, — соглашается Мария, роняя ящик на обросший мхом плоский камень. — И чего таскать такую тяжесть?
Опускаюсь на корточки, прислоняюсь спиной к камню. Костерчик бы сейчас. Согреться, обсохнуть. Но мало у нас времени, костры жечь. Если мои расчеты верны, до зоны километра три.
Мария со скрипом откидывает крышку ящика:
— Думаю, без оружия соваться на зону не стоит. И что там у меня есть? Ружье для подводной охоты. В такую погоду самое подходящее оружие. Возьмешь?
Отказываюсь. Не хватало еще, чтобы люди надо мной смеялись.
— Арбалет….
— Беру, — Баобабова она такая, как вещь хорошая, так и себе захапать может.
— Не выйдет, — Машка откидывает в сторону детскую игрушку и стрелы с присосками. — Это я племяшу в подарок купила. Только здесь он без надобности.
— Автомата нет? — пытаюсь протиснуться поближе к ящику, чтобы рассмотреть арсенал Машки оптом, но напарник старательно оттирает меня от камня.
— Угробов все огнестрельное оружие перед вылетом изъял, — жалуется она. — Сказал, что на территории зоны стрелять запрещено. А как нам с заданием справляться без оружия, не подсказал. Жлоб. Вот, Лесик. Это как раз то, что нам необходимо.