Лысая голова и трезвый ум
Шрифт:
Отделение поднимается по тревоге. Вооруженным автоматами, пистолетами и табуретками народ бежит помогать капитану. А может и двухголовому монстру. Против потока двигаться нелегко, поэтому используем черный выход.
В тесном дворике какой-то умник завалил набок большой черный и плоский блин с лампочками на трех опорах. Гремят ключи, слышатся иностранные матюги.
— Браток, подай ключ тпрррююцать на девяносто градусов! — виднеющиеся из-под блина ботинки говорят с неизвестным акцентом. Надо бы, конечно, проверить на всякий случай документы, да времени нет. Морг ждет. Подсовываю необходимый ключ и спешу за удаляющейся Баобабовой. Ножищи-то
— Смотри, что мужик подарил, — хвастаюсь в надежде, что у Машки поднимется настроение.
— Загадили двор, автолюбители хреновы, — надежда, оказывается, вещь ненадежная. У напарника сегодня плохой день. — Ни пройти, ни проехать. Лесик, выброси этот мусор в кусты и не пачкай руки.
— Выбросить всегда успеем, — Нет у Марии тонкого чувства красоты и душевного полета. Ей бы только руки кому выкрутить, да по башке садануть. Не умеет Машка видеть в обычных вещах красоты. А может, по званию не положено.
Выруливаем на улицу. После уничтожения в тайге именного джипа выдавать новую машину нашему отделу посчитали слишком расточительной роскошью. Начальник гаража, правда, пообещал собрать из запчастей какое-нибудь средство передвижения, но обещанного некоторые ждут по три, а то и более, лет.
— С чего бы Садовник мертвыми заинтересовался? — еле успеваю за напарником. Нагретый асфальт прожигает подметки, горячий воздух душит, голову пропекает сквозь фуражку. Городу не хватает дождя, холодной газировки и решения депутатами вопроса о запрещение автомобильного движения в обеденное время.
Баобабова, не замечая встречного потока, словно баржа прет вперед. Я использую образованный ею проход, не перегоняю, но и не отстаю. Затопчут. На Машку постоянно оборачиваются. Непривычно видеть на улице высокую, наголо бритую девчонку в наглухо залепленном бронежилете, на котором красуются погоны прапорщика.
— Что? — из-за высокого уровня городского шума ответ Машки не слышно. Приходится притиснуться почти вплотную, чтобы услышать.
— Появление на горизонте Садовника не сулит нам ничего хорошего. Наверняка очередная гадость.
С этим моментом я согласен. В посещение морга, вообще, ничего хорошего нет. Ни запаха, ни душевного тепла, ни надлежащего оформления.
По дороге заскакиваем на десять минут перекусить. Действие продиктованное суровой необходимостью. Не думаю, чтобы после экскурсии, которая нас ожидает, поднимется аппетит. Лучше уж загодя запастись калориями.
— Ну и цены, — возмущается Мария, зачитывая французские наименования из меню, привязанного тонкой цепочкой к столу.
Трехэтажное французское наименование оказывается на вкус и вид обыкновенной котлетой с макаронами. Котлеты не дожарены, макароны склеены. Компот, в котором легко обнаруживаются не фруктовые включения, пахнет хлоркой. В счете за обед обнаруживаем пункты за чистые салфетки, использованную электроэнергию, амортизацию мебели и небольшую сумму добровольно внесенную нами на реставрацию летнего дворца местного нового русского с неразборчивой фамилией.
— Вот где надо материал для работы собирать, — ядовито шепчет Мария, попутно тыкая раскаленным от жары стволом пистолета в морду наглого охранника, пытающегося преградить нам дорогу. Вместе со стволом Баобабова пытается затолкать в рот громилы и счет за слегка покусанный обед.
До морга добираемся измученными, голодными и злыми. Не радуют ни набежавшие на городское небо легкие облака, ни далекие еще раскаты грома. Ожидать близкий дождь хорошо сидя на лавочке в городском парке, а не спускаясь в глубокие холодные подвалы морга.
— Есть кто живой?
Холодные стены отражают вопрос, переадресовывают незнакомому посетителю, обрушиваясь на него гнетущим эхом: — «Живой?»
Какой злобный мозг придумал морги? Длинные ряды шкафов, в которых томятся в ожидании очереди на окончательную смерть человеческие оболочки? Металлические столы, хранящие на поверхности капли некогда живой крови и царапины от неудачных разрезов? Железные ящики для отходов? Столики с инструментами, больше похожими на приспособления для средневековых пыток? Неубранную кучу серого пепла в углу? План эвакуации посетителей и работников при пожаре? Кто придумал место, которое обязательно посетит каждый из рожденных и ныне живущих?
— Может я на улице подожду? — конечно, я за равноправие во всех сферах деятельности человека, но должны же быть разумные ограничения? Раз Машка прошла курс молодого патологоанатома, пускай в одиночку разбирается. А мне нужен, во-первых, свежий воздух, во-вторых, как можно больше простора, и в-третьих отсутствие всякого давления на психику.
Баобабова другого мнения. Цепляется крепко за рукав и не отпускает меня ни на шаг.
— Господа оперы!?
Из темного угла, до которого не добирается свет тусклых ламп, выходит никто иной, как наш черный благодетель, таинственный учредитель и иногда защитник сотрудников отдела «Пи» Садовник собственной персоной. Даже если учитывать, что в подвале морга достаточно прохладно, длинный утепленный плащ в летний сезон смотрится несколько нелепо. Лица, естественно, не видно. Только общие, размытые очертания. Мазки глаз, губ, носа. Под начищенными ботинками умирают вырванные с корнем лепестки ромашки. Символическая смерть в символическом месте.
— Здравствуйте, лейтенант. Добрый день Мария. Спасибо, что не заставили слишком долго себя ждать. Места здесь хоть и уютные, но слишком многолюдные. Не люблю толпы.
Смех у Садовника неприятен. Монстроидальный какой-то смех, с привкусом насилия над собой. Не понять, толи шутит, толи всерьез издевается. Молодые лейтенанты таких фруктов не любят.
— У вас к нам дело? Нам сказали, что здесь, в морге, необходимо осмотреть какой-то необычный труп.
Садовник резко, почти неуловимо смещается в сторону и также резко, одним движением, выкатывает из темноты столик на колесиках для разделки. На столике что-то лежит, закрытое от любопытных взоров сотрудников отдела «Пи» грязным, в красных разводах, покрывалом.
— Не желаете полюбопытствовать? — Садовник легким толчком подталкивает стол к нам. Приходится сделать шаг в сторону, пропуская одинокую похоронную процессию.
Тяжелый стол врезается углом в стену, покрывало немного сползает и обнажает кусок неопределенной плоти. По моргу мгновенно распространяется удушливый запах гниющего тела и материи. Опытный, согласно справкам и дипломам, патологоанатом Баобабова бездыханно валится в мои, вовремя подставленные, объятия. Рискуя потерять равновесие, прижимаю бронежилет напарника к груди, склоняюсь под тяжестью и, не удерживаюсь на ногах. Падаю на покрывало. Хватает только сил и мужества подпихнуть вперед себя бронежилет.