Лысая голова и трезвый ум
Шрифт:
— Сейчас поймешь, — Угробов усаживается за стол, разворачивает газету, тычет пальцем в колонки:
— Крупное землетрясение на западе. В результате десятибалльных толчков точно по границам нашей державы образовались глубочайшие расколы шириной до километра. Пограничники ликуют, таможенники бьют тревогу. Дальше…. Засуха на севере. Северный ледовитый обмелет настолько, что вскрылись открытые месторождения алмазов и нефти. Чукчи объявлены самой богатой нацией мира. Дальше…. Потоп на юге. Аральское море наполнилось до краев. Пустыни затоплены, верблюды под угрозой вымирания. И десятикратное увеличение рождаемости по всей
К чему клонит капитан? И когда перейдет на обсуждение нашего отдела «Пи»? Жаль, Машку с собой не взял.
— А это что такое? — Угробов красным фломастером обводит крошечную заметку на первой полосе. — Вы только посмотрите! Герои-милиционеры нашего отделения намерены спасти Вселенную. Это чьи такие мужественные лица? Не скажите мне, лейтенант?
Перегибаюсь через стол и рассматриваю фотографию. Мы с Машкой в морге. Наклонились над трупом. Конечностей джина, слава богу, не видно. Мы улыбаемся в камеру. В руках скальпели. Скальпели в крови. Кровь повсюду. Море крови. Текст под фотографией гласит: — «Сотрудниками нашего отделения милиции задержан и обезврежен инопланетный пришелец, планировавший взорвать с помощью дистанционного взрывателя нашу планету. При задержании мирное население не пострадало. Герои представлены к правительственным наградам».
— Ерунда какая-то, — фыркаю от всего сердца. — Это грубый фотомонтаж. Мы с прапорщиком Баобабовой никогда бы не стали спасать планету без вашего личного участия. Вранье газетчиков, ничего более.
— Вранье? — капитан сует руку под мышку, где у него хранится пистолет. Я холодею при мысли о том, что сейчас в кабинете начнется стрельба по засохшим кактусам. Но все обходится. Капитан вынимает несколько свернутых в трубочку листов. — А приказы о вашем награждении не вранье? Сегодня в главке порадовали. Даже позавидовали, что у меня в отделении такие сотрудники трудятся. А еще вот это: — «… не привлекать к второстепенным расследованиям и оказать всяческую помощь оперативным работникам …». Объясняй, лейтенант, если сможешь? А потом расскажешь, где вы с Баобабовой месяц пропадали? Каких таких инопланетян ловили? А потом письменно объяснишь, почему у тебя на квартире организован склад бритвенных принадлежностей неизвестного производства? Бизнесом решили с прапорщиком на пару заняться? Знаешь, чем все это пахнет?
Мозг пыхтит на износ. Прорабатывает все возможные варианты. Из сотен и сотен предположений прорисовывается одно очевидное объяснение непонятным явлениям. Садовник решил перестраховаться и для поднятия нашего духа пробил где надо награды? Он же подкинул газетчикам тайно сделанную фотографию. И хоть убей меня, но не помню, чтобы я щерился в объектив. А заявление капитана о нашем месячном отсутствии объясняется легко. Мы же с Машкой были в другом измерении. А что там, у джинов, со временем происходит, одному богу известно.
— Товарищ капитан, вы мне верите?
— Хочу верить, сынок, но без веских доказательств не могу.
Надо решаться. Садовник, конечно, хорошее прикрытие, с наградами вот помог. Но нам необходимо иметь союзников, или хотя бы сочувствующих рядом. Под боком. И лучше капитана не найти.
— Значит, дело было так….
Рассказываю все. Начинаю от красочного описания серых ступеней морга и завершаю рассказ мокрым ночным фонтаном. Не пропускаю не единой мелочи. От количества подробностей зависит, поверит в мой рассказ капитан, либо откроет беспорядочную стрельбу.
На протяжении всего повествования лицо капитана Угробова меняется от удивленного, до ошарашенного. От издевательски неверующего, до сомнительно осуждающего. Угробов то ходит вокруг меня, то ложится грудью на стол, то судорожно тянет сигарету за сигаретой, то делает пометки на приказах о награждении.
— Вот и вся история, товарищ капитан. Теперь вы знаете, чем занимается наш отдел.
Угробов, зажав рот ладонью, задумчиво постукивает пальцами по столу. В стуке отчетливо слышится мелодия песни о трудной и опасной милицейской службе. Я тактично выдерживаю тишину. Капитан думает.
— Ты должен знать, сынок, я многое видел на оперативной работе. И слышал много оправданий. Пустых и лживых. Но ты, лейтенант, переплюнул всех. Калеки-джины, туннели без уборщиц, вселенная под прицелом. А ведь, знаешь, Пономарев, я тебе поверю. Другому бы не поверил, выгнал бы взашей. Но тебе поверю. После того, как ты вернул мое имущество, иначе не могу. Черт с тобой, рискну погонами. Возьму на чистую совесть грех.
— Спасибо, товарищ капитан, — дрожит голос, хрипит от волнения.
— Не за что, сынок. Сомневаться и обвинять мы все горазды. А поверить в удивительное, вот здесь и нужна гражданская смелость. Чтобы потом перед внуками стыдно не было. А то, понимаешь, подойдут и спросят, а что это ты дед не помогал молодому лейтенанту Пономареву вселенную спасать? Почему из-за твоего неверия в молодые кадры мы вынуждены жить в таком дерьме? Вот это страшно, лейтенант.
Жму крепкую капитанскую руку. На глазах у Угробова предательски блестит слеза сопричастности к великому делу.
— Работайте, Пономарев. Если потребуется помощь, в любое время дверь открыта. Награды ваши получите после того, как все уляжется. Значит, говоришь, бороды режет? Предупрежу соседей, чтобы присмотрели за подозрительными личностями. Иди, сынок, и купи им всем мыла.
В приемной томится в ожидании Баобабова. Секретарша Лидочка жмется к отключенной батарее отопления. Судя по активности одной, и по замороженности другой, между дамами произошла нешуточная разборка. Видать Мария все же не вытерпела и что-то во сне высказала.
— Ну как? — ангелу в памперсах на плече напарника не терпится услышать новости. — Выгоняют?
Секретарша Лидочка злобно сверкает зрачками. Доигрались, сволочи?
— Награждают, — растягиваю губы в искусственной улыбке от уха до уха. — Зеленый свет во всех начинаниях. Неограниченные возможности. Отдельные квартиры по первому требованию. И по кактусу в придачу на добрую память.
Лидочку скручивает животная зависть. Гремят батареи. Сантехники готовятся к зимнему отопительному сезону.
У нашего кабинета заскучавшие ребята из отряда быстрого реагирования, до сих пор не разобравшиеся с оплатой за вызов, лениво разгоняют застоявшуюся в ожидании новостей толпу телевизионщиков.
— Жизнь не шоколадка, всю не оближешь, — объясняет Баобабова бросившемуся под нашу защиту товарищу с палкой-микрофоном. Поворачивается ко мне, — Завтра во всех газетах пропишут, как мы с тобой нагрубили телевизионщиком.
Запираемся в кабинете. Старенькие желтые шторы и хмурое небо создают ровный полумрак. Самое подходящее освещение для разработки оперативного плана.