Люби ее или потеряй ее
Шрифт:
Иисус. Для Доминика не было новостью, что с его женой все в порядке, но обычно этот факт не демонстрировался так чертовски явно. Она могла бы выйти на сцену "Грэмми", чтобы получить награду во всех этих блестках. И с такими ногами. И эта задница.
Даже в темном клубе ее кожа светилась. То немногое, что попадало на нее, освещало плавный изгиб ее икр, пухлую сторону груди, которую определенно не следовало показывать. Не здесь, в этом общественном месте, с сотнями мужчин. Он чувствовал первобытный приступ собственничества в животе, в горле, в сжатых кулаках.
Моя
Это было записано в его ДНК — бросаться на нее, как бык, и требовать знать, о чем, черт возьми, она думала. Он хотел сорвать с себя рубашку и обернуть ее вокруг нее, скрывая каждый восхитительный дюйм кожи от любого, кто мог бы захотеть попробовать. Забрать ее домой было само собой разумеющимся.
Господи, но больше всего на свете — больше всего на свете — он хотел броситься к ее ногам и поклоняться ей. Посмотри на себя, милая девочка. Самая горячая штучка в этом гребаном клубе.
Как будто он говорил с ней вслух, голова Рози повернулась в его сторону, и непрерывное движение вокруг него замедлилось. Такая красивая. Она была такой чертовски красивой. Не только ее лицо, тело или одежда. Глядя на нее сквозь море незнакомцев, годы их жизни были прямо
между ними, стремительными, как река. Волнение от влюбленности, гормональное вожделение их подростков, доверие, которое они построили, пока его не было, миллионы часов, которые они провели, разговаривая по телефону или на ее заднем дворе, тишина, которая наступила, когда они перестали пытаться.
Услышав, что их браку пришел конец.
Доминик издал звук, нечто среднее между кашлем и удушением.
По дороге в Манхэттен он был полон решимости заехать за своей женой, и чем больше миль они проезжали, тем больше у него накапливался пар. Я собираюсь напомнить ей, где ее место, — подумал он. Когда их взгляды встретились, а реальность их ситуации лежала на его плечах, как тонна кирпичей, это дерьмо казалось таким детским. Я потерял свою жену. Она будет жить дальше без меня, если я не соберусь с духом и не поработаю над собой. Над нами. Вытащив ее из бара, как пещерный человек, ты не вернешь ее обратно. И у него только что закончились попытки. Ошибки больше не были вариантом. Оставалось идти только в одном направлении, и это было движение вперед.
Доминик лишь смутно осознавал, что Трэвис спрашивает хозяйку, где он может найти девушку с “челкой, веснушками, очаровательным смехом и камнем на пальце размером с бейсбольный мяч”, когда он направился к Рози, которая стояла у бара, все еще глядя на него, как олень в свете фар.
— Мисс, — сказала барменша, когда Доминик подошел к ней. — Шесть долларов за имбирный эль, пожалуйста.
Не сводя глаз с жены, Доминик достал из бумажника десятку и протянул ее бармену.
— Оставь это.
Теперь, когда они были близки, Доминику пришлось еще раз сдержать порыв оттащить ее в темный угол и зарычать на любого, кто осмелился бы взглянуть в ее сторону. Вместо этого он наклонился и заговорил ей на ухо.
— Я Доминик. Как тебя зовут?
Он
— Я Рози, — наконец сказала она, ее взгляд упал на имбирный эль. — Я должна принести это своей подруге.
— Ты хочешь сказать, что я только что заплатил шесть долларов за содовую, и это даже не для тебя?
Она сжала накрашенные губы, чтобы скрыть улыбку.
— Ты не спрашивал.
Доминик взял напиток из ее рук и поставил его обратно на стойку.
— Пусть официантка принесет ей то, что она хочет. Меня больше интересует, чего ты хочешь.
— Я просто пыталась это выяснить.
— Что это значит?
В баре не было свободного места. Во всем чертовом клубе не было свободного места — и было чертовски громко, музыка и голоса создавали шум. Чтобы заговорить, Доминику пришлось подойти поближе, и Рози сделала то же самое, войдя в его пространство и медленно, очень медленно прижимая свои сиськи к его груди, и, нуждаясь в опоре, его ладонь легла на ее бедро.
— Это значит, что я не могу решить, хочу ли я прятаться со своими подружками всю ночь или хочу танцевать. — Она изящно пожала плечами. — Немного расслабится.
Рука Доминика скользнула по ее бедру и скользнула по спине. Которая была очень обнажена, вплоть до округлости ее задницы. Он стиснул зубы, ее глаза бросали ему вызов, и его голос прозвучал сдавленно.
— Ты очень часто срываешься с цепи?
— Нет. — Ее ответ слетел с его губ. — Никогда.
Она что-то ему говорила. Это было там, во внезапной мрачности ее глаз, когда она изучала его лицо. Ее отсутствие улыбки.
— Если у тебя есть мужчина, он… — Доминик с трудом сглотнул. — Если у тебя есть мужчина, он, вероятно, долгое время предполагал, что тебе нужна безопасность, а не возбуждение. Мечты. Может быть, он всегда знал, что ты самая волнующая женщина в мире, но он не уверен, что ты так к нему относишься. Поэтому он работает и обеспечивает. Он может это контролировать.
Черт. Неужели он только что сказал это вслух? После того, как он произнес эти слова на весь мир, на его груди открылась и сочилась рана. Ему было достаточно трудно признаться в этих вещах самому себе. Но здесь он стоял с женщиной своей мечты, и их будущее висело на волоске, так что, если второй шанс означал открытие ран, так тому и быть. Он откроет все до единого.
— Не уверена, что она считает его захватывающим, — выдохнула Рози, в замешательстве нахмурив брови. — Как… давно он так думает? Почему?
Доминик выдавил из себя небрежную улыбку.
— Ты спрашиваешь не того парня, — сказал он, его пальцы рисовали узоры на ее гладкой спине. — Однако, если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что это началось давным-давно и стало хуже после того, как он увидел другие части света, познакомился с новыми людьми. Есть какая-то перспектива. После этого единственное, в чем он был уверен, — это в стабильности. Может быть, после того, как меня воспитали в убеждении, что это мужская работа, было легко в нее влюбиться.