Люби меня, как я тебя
Шрифт:
На следующий день состояние дискомфорта стало настолько трудно переносимым, что Венька решил Осокиной позвонить и справиться о здоровье. Загвоздка состояла в том, что он не знал номера ее телефона. Проще всего, конечно, было посмотреть последние страницы классного журнала, где записаны адреса и телефоны всех учащихся 7го «А», но… Посмотреть-то можно, однако как это сделать, не привлекая внимания? Венька нарочно после каждого урока задерживался в классе. Вдруг какой-нибудь учитель, заторопившись по своим многочисленным делам, попросит занести журнал в учительскую? В конце концов его военные хитрости увенчались успехом. Борис Иванович, трудовик, захлопнув журнал, увидел
– Веня! Будь другом, отнеси журнал в учительскую, а то, пока я поднимаюсь на второй этаж, этот сумасшедший 5-й «В» всю мастерскую вдребезги разнесет.
Венька, стараясь не выказать особенной радости, кивнул, взял журнал и вышел в коридор. Расположившись у окна, он как раз записывал на обложку своей тетради по русскому Танькин телефон, когда опять, как, впрочем, довольно часто в последнее время, когда дело касалось Осокиной, рядом с ним возник Антуан. Он выхватил у Веньки тетрадь, увидел номер Танькиного телефона и порвал тетрадь в такие мелкие клочья, что было странно, как у него на это хватило сил.
– Я же тебя предупреждал, – зло проговорил Антуан, взял с подоконника журнал и, больше не говоря ни слова, пошел с ним в сторону учительской.
Веньке было жаль только свою «домашку» по русскому, на которую он убил вчера часа полтора. Танькин телефон он, пока писал, запомнил. Угрозы Антуана его почему-то не пугали. Венька и сам не мог бы толком объяснить, почему. Может быть, потому, что Клюшев всегда был ему симпатичен, и в его подлость Веньке не верилось. А может быть, просто радостно было оттого, что телефон запомнился. Да, запомнился, и никакими тумаками его теперь из него не выбьешь!
Домой Венька шел с «парой» по русскому за отсутствие выполненного домашнего задания и в приподнятом настроении в предчувствии разговора с Осокиной. Вот она удивится-то, откуда он знает номер ее телефона!
Дома приподнятое настроение мгновенно опустилось ниже нижнего. Во-первых, там неожиданно оказалась мама. Веньке пришлось долго, невнятно и путано объяснять ей, каким образом он умудрился получить «два» за отсутствие домашнего задания, которое она сама вчера у него проверяла. Во-вторых, Венька вдруг понял, что совершенно не знает, что Таньке сказать. Кое-как отделавшись от мамы, он сел в кресло возле телефона и, сжавшись в нем в неудобной позе, задумался. Ничего мало-мальски умного в голову не приходило. Венька сидел в кресле до тех пор, пока окончательно не затекла нога. Тогда он вскочил, помахал ногой из стороны в сторону, резко рванул трубку и быстро набрал номер.
– Алло, – отозвался взрослый женский голос.
– Здравствуйте, пригласите, пожалуйста, к телефону Таню, – несколько нервно попросил Венька.
– А кто ее спрашивает? – в свою очередь спросила женщина.
– Эт-то… товарищ по классу… – стал заикаться Венька.
– Можно узнать ваше имя, уважаемый товарищ по классу?
– Можно… Венька… то есть Вениамин Козлов.
– Очень приятно. А меня зовут Мариной Александровной. Сейчас я отнесу телефон Тане. У нее, знаете ли, высокая температура, поэтому не утомляйте ее, пожалуйста. Договорились?
Венька молча кивнул, будто Марина Александровна могла это видеть, потом долго слушал шуршащие и клацающие звуки, и наконец в трубке раздался… совершенно незнакомый хриплый голос:
– Алло…
Венька от неожиданности даже не отозвался, поскольку привык к высокому звенящему голосу Осокиной.
– Вень, это я, Таня, – опять заговорил голос в трубке. – Я так хрипло говорю, потому что у меня ангина… фолликулярная, кажется.
– Какая? – почему-то испугался Венька. Он вообще
– Фолликулярная, – хрипло повторила Танька.
– Да? – только и сумел вымолвить Венька.
Он окончательно растерялся, но Танька его спасла: стала рассказывать, как противно у нее болит горло и как надоела ей высокая температура. Венька понимал, что перечисление симтомов болезни займет у Осокиной не слишком много времени, поэтому почти не слушал, а придумывал, что бы сказать дальше. Как всегда, ничего умного в голову не приходило. А Танька уже спросила, как дела в школе. Что тут было сказать Веньке? Он находился в абсолютном вакууме. Классные события проплывали мимо него, как облака. Винт больше не делал никаких попыток сблизиться. Антуан смотрел прямо сквозь Веньку, будто он был прозрачным. Такое его поведение моментально перенял весь класс, и Веньки будто бы не стало. Он исчез, растворился, распался на атомы. Преображенская церковь еще дожидалась посылки на городскую олимпиаду, стоя на шкафу в кабинете истории, но все уже попривыкли к ней и не замечали, как давно уже не обращали внимания на красочный плакат со сфинксом и пирамидой Хеопса.
– Таня, – выдавил из себя Венька. – Ты поправляйся быстрей. Без тебя ничего не происходит, честное слово.
– Я постараюсь, – прохрипела Танька.
– Я тебя буду ждать! – почти выкрикнул Венька и бросил трубку, будто она была в чем-то виновата.
Больше Венька Осокиной не звонил. Он и так умудрился сказать ей больше, чем надо. Больше, чем хотел. Он с ужасом ждал прихода Таньки в школу. Как он посмотрит ей в глаза? «Я тебя буду ждать!» – с отвращением вспоминал он свой отчаянный вопль. Нет, он не соврал. Он теперь почему-то часто думал о Таньке. Даже не думал, а так… Всплывал вдруг перед его глазами ее облик: серые глаза, длинные прямые волосы, небрежно перетянутые вечной синей резинкой. Ждал ли он ее? Ждал, конечно. Но вот зачем? Этого Венька не смог бы объяснить никому. Он в этом никак не мог разобраться.
Несколько раз он пытался опять переключиться на Аллочку Любимову, но ничего не получалась. В его глазах она окончательно потускнела, выцвела и даже стала раздражать своей аккуратной кукольностью: голубыми ясными глазками, симметричными пушистыми хвостиками и особенно почему-то тем круглым ровненьким почерком, которым он так восхищался раньше. Танька в отличие от Любимовой всегда была несколько небрежна. Когда она поднимала голову от тетради, всегда вынуждена была рукой отбрасывать от глаз многочисленные гладкие пряди, которые не в силах была удержать старая синяя резинка. Кира Геннадьевна, улыбаясь и нисколько не злясь, всегда журила Осокину за эту лохматость. Танька улыбалась в ответ, перетягивала волосы заново, но к концу урока непослушные прядки опять мешали ей смотреть на доску.
Веньке почему-то вдруг до внутренней дрожи стали милы воспоминания о блестящих Танькиных волосах, дождем закрывающих лицо. Но ведь не скажешь ей об этом! И вообще, что он мог ей сказать? Что предложить? Если уж даже Винт не вспоминает о нем, что уж говорить о Таньке… По ней вон сам Антуан сохнет! Любая другая девчонка за счастье посчитала бы только пройти с ним рядом, а Осокиной хоть бы что. Нет, не туда он влез! Как говорится, с его-то свиным рылом да в калашный ряд…
Тот день, когда Осокина пришла в школу после ангины, Венька не забудет до конца жизни. Как только он увидел ее в дверях класса, его сердце тут же улетело вверх и забилось почти в самом горле. Венька не мог дышать, рука мяла тетрадный лист с очередной вымученной «домашкой» по русскому.