Любила и люблю
Шрифт:
В облаках появились просветы. Гроза в приводе закончилась, но продолжала бушевать в ее сердце.
Дориан снова напомнил, что ей нужно срочно принять душ, и на этот раз Констанс послушалась. Увидев себя в зеркале ванной комнаты, она ужаснулась. Мокрые пряди свисали ей на лицо, тушь растеклась грязными полосами, глаза покраснели и опухли.
Она и в самом деле выглядела ужасно, и все же, Дориан целовался с ней, говорил, как она прекрасна и как он любит ее. Из глаз Констанс хлынули слезы. Всхлипывая, она повернула кран душа и несколько минут стояла
Закрыв глаза, она не слышала, как открылась дверь ванной, и только ощутив прикосновение твердого мужского тела, распахнула глаза и отчаянно завизжала от страха.
Дориан понимал, что рискует, но ему показалось, что игра стоит свеч.
– Я подумал, что так можно будет сэкономить воду, – сказал он с неловкой ухмылкой.
– Лицемер несчастный! – взвизгнула она. – Если ты желаешь принять душ, вали в свою гостиницу! – И она, съежившись, прижалась к стене.
– Ты серьезно? – блаженно улыбаясь, спросил Дориан.
Она стояла перед ним нагая и беззащитная, и, вспомнив о ее страстном ответном поцелуе там, в машине, он решил идти до конца.
Интересно, подумал он, знает ли Констанс, как прекрасна она во гневе?
– О да, я более чем серьезна, – фыркнула она. – Немедленно выйди отсюда!
Но Дориан надеялся, что ему сейчас все сойдет с рук. Он хотел видеть ее всю, каждый дюйм этого бесконечно любимого, возбуждающе обнаженного тела и с трудом сдерживался, чтобы не опускать глаза ниже.
– Помню, как мы, бывало, вместе принимали ванну, – пробормотал он. – Это было чудесно! Но душ… – это совсем другое, не правда ли?
Принимать ванну вдвоем было частью их вечернего ритуала. Десять лет назад это казалось ему верхом эротизма, но сегодня он мог бы вспомнить десятки других способов возбудить у женщины желание.
– Мыться – это слишком интимное дело, – парировала Констанс, прикрывая грудь руками. – Я готова уступить тебе место.
Она попыталась двинуться, но преградил ей дорогу. Он не коснулся ее тела, но оказался достаточно близко, чтобы возбудить желание. Дориан почувствовал это и понял, что только страх выдать свои истинные чувства заставляет ее протестовать.
– Дориан, пусти!
Он улыбнулся и кончиками пальцев дотронулся до ее лица, очертив линию подбородка, потом пробежав по нежным векам и пухлым губам…
– Не могу, Конни, – хрипло прошептал он и почувствовал, как по телу ее пробежала дрожь.
Глядя Констанс в глаза, он мягко развел ее руки, прикрывавшие грудь, и потянулся за мылом.
Поняв, что сейчас произойдет, она закрыла глаза и сдалась.
Он не спеша намылил ее с головы до ног: сперва руки, потом грудь… Констанс ощутила блаженство, равного которому не могла припомнить… Спина, бедра, живот… О Господи, как он умудряется держать себя в руках, когда плоть его так яростно восстает от неутоленной страсти?..
Он закончил, немало удивленный собственной выдержкой, и тихо сказал:
– Теперь твоя очередь.
А поскольку Констанс по-прежнему стояла неподвижно, он поймал ее руки и, переведя дыхание, приказал:
– Теперь ты!
Ее прикосновение оказалось роковым. Он внушал себе, что должен действовать медленно, но втайне хотел снова и снова заниматься с нею любовью. Констанс и сама была на пределе, но решающая разница заключалась в том, что глаза его были открыты. Он с восторгом наблюдал борьбу чувств, отражавшуюся на ее лице. Коснувшись его члена, она на мгновение замерла и неуверенно взяла его в ладонь.
И это мягкое, ласкающее прикосновение робких пальцев было последней каплей, переполнившей чашу. С каким-то звериным рыком Дориан обхватил руками ее бедра и со всей силы двинул их на себя. Он хотел заниматься с нею любовью теперь и здесь, и он не мог больше ждать…
6
Констанс нашла Дориана на кухне. Он был в одних черных плавках. Рубашка, носки, брюки – все это крутилось сейчас в сушилке-центрифуге, грязные туфли ждали чистки за задней дверью. На столе стояли, дымясь, две чашки с горячим шоколадом.
– А я уже собирался звать тебя, – сказал он. – Что так долго?
Казалось, он не смущался своей наготы, да и ей вроде бы не следовало, и все же Констанс не могла оторвать от его тела глаз. Она помнила его худым, угловатым и белокожим, а сейчас перед ней стоял загорелый мускулистый красавец, само воплощение мужественности. От одного взгляда на него захватывало дух.
– Я не знала, что нужно было спешить, – хрипло ответила она.
– Я сделал тебе шоколад, – сказал он. – А как только высохнет одежда, я уеду.
Ни следа страсти, судорожно и мучительно прорвавшейся в нем наружу совсем недавно…
Констанс буквально окаменела, когда он неожиданно распахнул дверь душевой кабинки и выскочил, бормоча, что сошел с ума. Странно: вместо того чтобы благодарить небо за чудесное избавление, она почувствовала себя опустошенной и брошенной.
Переплетение их рук и тел, ощущение того, как возбуждается и твердеет его плоть, возбудили ее настолько, что заняться с ним любовью казалось ей абсолютно естественным. Она не хотела останавливать его, да и не смогла бы. Даже сейчас ее тело, все еще стремящееся к близости с ним, ныло от неутоленного желания.
Так почему же он в последний момент передумал?
Она задавала себе этот вопрос, пока вытиралась после душа, и продолжала спрашивать сейчас. Может быть, он просто хотел проверить ее? Если так, то, может быть, его неотступные преследования прекратятся теперь, когда он понял, как легко сломить ее сопротивление?
Впрочем, ей повезло. Теперь придется удвоить бдительность. И главное – убедить Дориана, что она, Констанс, не испытывает к нему никаких чувств, а все, что случилось сегодня, – не более чем физическое влечение. Она на мгновение закрыла глаза. Почему же ей так тяжело?