Любимая женщина Кэссиди
Шрифт:
Глава 2
На кухне Кэссиди попытался расчистить хаос из бутылок, посуды, объедков, но через какое-то время сдался, пришел к выводу, что умирает с голоду, и решил заглянуть, не найдется ли в холодильнике чего-нибудь для пустого желудка. Разогрел картошку, намазал хлеб маслом, поставил готовую еду на стол и не смог даже взглянуть на нее.
Может быть, кофе поможет. Он разжег огонь под кофейником, сел за стол и уставился в пол. Медленно повернул голову, глядя в кухонное окно. Дождь сбавил силу, слышался слабый стук по стенам и крыше. Даже если в дождь лил целый месяц, он бы все равно не отмыл эти жалкие дома, подумал Кэссиди. Безобразные булыжные мостовые, похожие на лицо в оспинах. И люди. Прибрежные подонки. Развалины.
Кофе кипел. Кэссиди налил чашку, глотнул, и горячая черная жидкость без сахара потекла по гортани. Вкус жуткий. Только кофе не виноват. В таком настроении, как у него, все кажется отвратительным. Даже шампанское не отличалось бы по вкусу от мыльной воды. Почему он вдруг вспомнил о шампанском? Что-то влекло его назад по коридорам памяти, в прошлое, когда он знал вкус шампанского, когда имел деньги и мог себе это позволить. Он попробовал выкинуть мысль о шампанском из головы.
Но воспоминания уже вырвались на волю. Он видел, как от кофе идет пар и в клубах пара опять возникают события, словно спроецированные невидимым волшебным фонарем. Кэссиди уплывал назад, назад, очень далеко назад, в маленький городок в Орегоне, в маленький домик с маленькой лужайкой и маленьким велосипедом. Он вновь оказался там, в чудесных сияющих школьных днях, когда ревели и грохотали трибуны, а правый защитник Джеймс Кэссиди рвался заткнуть дыру в линии. Вот Джеймс Кэссиди в Орегонском университете. В посвященном выпускникам ежегоднике сказаны очень приятные вещи: “Блестящие достижения в учебе и на футбольном поле. Специализируясь в технологии машиностроения, Джеймс Кэссиди занимает в своей группе третье место. В последнем сезоне в команде “Веб-фут” он был признан лучшим защитником в Ассоциации университетских команд Тихоокеанского побережья”.
Крепкий, коротко стриженный Джеймс Кэссиди. Он делает честь своему старому родному городу. Это вновь повторили в 1943 году, когда он вернулся домой, выполнив пятьдесят полетных заданий. А потом отправился обратно в Англию и пилотировал Б-24, совершив еще тридцать боевых вылетов. По окончании грандиозного шоу ему пришлось думать о будущем, и нью-йоркская авиакомпания с большой охотой приняла его в штат.
Четырехмоторный самолет. Восемьдесят пассажиров. Широкое зеленое поле аэропорта Ла-Гуардиа. Точное, четко налаженное расписание. Рейс 534 прибыл вовремя. Докладывает капитан Джей Кэссиди. Вот ваш чек. Год, другой, третий – его перевели на трансатлантические авиалинии. Пятнадцать тысяч в год. Квартира в Нью-Йорке в районе семидесятых восточных улиц. Спускаясь с небес, он носит костюмы за сто двадцать пять долларов, получает приглашения на лучшие приемы, и многие самые элегантные девушки, только что выведенные в свет, мечтают, чтобы он бросил взгляд в их сторону.
Когда стряслась беда, власти объявили ее непростительной. Газеты назвали одной из страшнейших трагедий в истории авиации. Большой самолет оторвался от земли, взлетел в воздух в дальнем конце летного поля, потом вдруг клюнул носом, рухнул в болото и мгновенно взорвался. Из семидесяти восьми пассажиров и членов экипажа в живых остались всего одиннадцать. А из команды уцелел лишь пилот, капитан Джей Кэссиди.
На слушаниях на него просто смотрели, и он знал, что ему не верят. Ни одно его слово не вызывало доверия. Но он говорил правду. Жуткую правду. У второго пилота неожиданно, без всякого предупреждения, произошел нервный срыв, фантастический взрыв отрицательных эмоций, разрывающий человека на части, как землю во время землетрясения. Второй пилот обрушился на Кэссиди, оттолкнул от штурвала и направил вниз самолет, не набравший высоты и в сто футов.
Представители властей сидели и слушали, а потом, не сказав ни единого слова, объявили Кэссиди лжецом. Газеты говорили, что он хуже лжеца. Утверждали, будто он пытается свалить вину на ни в чем не повинного мертвеца. Семья покойного уверяла, что у него не было даже малейших признаков эмоциональной неуравновешенности, безусловно не имелось никаких причин для внезапного срыва,
Этим все и объяснили. Обратились к экспертам за подробным описанием психологического воздействия шампанского. Подчеркивали тот факт, что шампанское имеет весьма причудливые последствия – после него человеку достаточно выпить утром стакан воды, и он снова пьянеет. Вот как все это преподнесли. И сказали, что так и было. Кэссиди сообщили, что с ним покончено.
Он не мог поверить. Пытался бороться. Его не слушали. На него даже не смотрели. В Нью-Йорке было плохо, но целиком и полностью он осознал свою личную трагедию, оказавшись в маленьком городке в Орегоне. Через неделю после отъезда из Орегона Кэссиди начал пить.
Время от времени он изо всех сил старался завязать, порой добивался успеха, шел искать работу. Но его имя и фотографии фигурировали в газетах по всей стране, и ему велели убираться, да побыстрей. Однажды даже попытались вышвырнуть, дело закончилось дракой, и он неделю провел в тюрьме.
Под горку катилось быстро и гладко. В промежутке между хаотическими запоями он решил послать всех к чертям, поехал в Неваду и стал играть. За годы работы в авиакомпании он успел скопить чуть больше десяти тысяч долларов, и ему хватило ровно четырех дней, чтобы в Неваде за столами для игры в кости спустить все до единого цента. Из Невады он уезжал в товарном поезде.
Отправился из Невады в Техас, нашел работу в порту Галвестона. Его кто-то узнал, завязалась еще одна потасовка, из которой он вышел со сломанным носом. В Новом Орлеане отсидел десять дней за бродяжничество, в Мобиле уложил троих и в придачу себя самого в больницу, после чего просидел два месяца за оскорбление действием. В Атланте его опять обвинили в бродяжничестве и дали двенадцать дней каторжных работ. Он нагрубил охраннику, и ему вторично перебили нос, выбив вдобавок три зуба. В Северной Калифорнии вскочил в товарняк, тот привез его в Филадельфию, где он провел несколько недель в пользующихся дурной славой кварталах в районе восьмидесятых улиц и Рейс, а потом попытался найти работу в порту. Получил работу грузчика с почасовой оплатой, снял комнатушку рядом с доками, умоляя себя утихомириться, продолжать работать, бросить пить.
Но Кэссиди ненавидел работу вместе с комнатушкой, уже доходил до точки, начиная испытывать отвращение к самому себе, и по этой причине решил, что нуждается в выпивке. На третьей неделе работы он зашел в прибрежный салун под названием “Заведение Ланди” с грязным полом, потрескавшимися стенами, буйными посетителями и заказал порцию хлебной водки. Потом другую. А допивая третью, увидел яркое алое платье, обтягивающее пышные формы, и ее, сидевшую и смотревшую на него.
Он подошел к столику. Она сидела одна. Он спросил, почему она так смотрит. Милдред сказала, что он был бы посимпатичней, будь у него во рту больше зубов. Он рассказал, каким образом потерял зубы. Еще через восемь-девять порций рассказал все. Закончив, взглянул на нее, ожидая реакции.
Реакция заключалась в пожатии плеч. Через несколько дней он пригласил ее к себе в комнату, она снова пожала плечами, встала, и они пошли вместе.
На следующий день Кэссиди побывал у дантиста, который снял слепки для изготовления моста с тремя зубами. Через месяц зубы красовались во рту и он женился на Милдред. В свадебное путешествие они отбыли на пароме за пять центов по Делавэру в Кэмден. Спустя несколько дней Милдред велела ему пойти поискать полноценную работу. Сказала, что можно ее получить в какой-нибудь мелкой автобусной компании на Арч-стрит. Кэссиди пошел по Арч-стрит на автовокзал и выяснил, что компания еле держится на ногах. Ему не собирались задавать чересчур много вопросов, а на те, которые задавали, было легко ответить. Он назвал им свое настоящее имя, настоящий адрес, и в ответ на вопрос об опыте вождения автобуса врать не пришлось. В колледже он подрабатывал, водя школьный автобус.