Любимая
Шрифт:
— Пожалуй, — Даниэль обвел взглядом немногочисленных посетителей. — Англичане привыкли пить в пабах, а в ресторанах они в основном едят.
— В России пьют везде, — грустно сказала я.
— Об этом я тоже наслышан с самого детства, — сказал Даниэль.
— Но мне неприятно, когда Россию критикуют иностранцы.
— Понимаю, — лицо Даниэля стало вновь таким серьезным, что я поневоле усмехнулась. Покачала головой, как обычно делала, чтобы волосы закрыли лицо.
— Давай всегда говорить друг другу то, что мы на самом деле думаем, — предложила я.
— По-моему, это блестящая идея, — Даниэль поднял бокал, только что налитый
— А я до знакомства с тобой — почти никогда, — сказала я.
В Москве уже наступила осень: непрерывно лил дождь, люди на улицах кутались в куртки и плащи. За те полгода, что я не была в России, лица моих соотечественников стали казаться ожесточенными и высокомерными — видно, сказывалось на мне тлетворное влияние Запада, ведь раньше я считала, что так и положено выглядеть обычному гражданину. Холодная страна, обездоленные люди, — каково Даниэлю будет понять, что они в большинстве своём не слишком отличаются от прочего населения планеты, а уж если им доводится выражать эмоции, то делают они это намного искреннее, чем земляки Даниэля.
Я могла бы вызвать в Шереметьево Бориса Аркадьевича на машине, но, учитывая мои прежние отношения с ним, не стала этого делать, и мы добрались до Очаково на угрюмом частнике, сторговавшись с ним на пятидесяти баксах. Это было дешевле, чем предлагали другие водители, но все равно дороже, чем дорога из Финчли в Хитроу. Проблемы с деньгами докучали Даниэлю, который располагал всего лишь двумя тысячами долларов, снятыми с банкомата в британской столице. Я видела, что он озабочен, и ломала голову над тем, как вести себя с Даниэлем, чтобы не оскорбить подачками его достоинство, но при этом не выглядеть эдакой матушкой-командиршей. По зрелом размышлении, я поняла, что задача эта практически невыполнима, если только Даниэль не устроится на какую–нибудь работу. А что за работу я могла ему предложить?
— Боже! Сонечка! — мама всплеснула руками и бросилась обнимать меня.
— Здравствуйте! — произнес американец. Пожал мамину руку, улыбнулся. Я чувствовала, что ему не по себе — слишком чужое здесь все для него, слишком далёкое.
— Это мой жених, — я сглотнула, произнося последнее слово. Нарочитое оно было и будто бы не обо мне. Как из разговора двух манерных тёток в косметическом салоне, почудилось на миг. — Его зовут Даниэль, он из Нью-Йорка.
Мать мигом посерьёзнела — вряд ли в эти дни оставался хоть кто–нибудь на планете, безразличный к недавней смерти тысяч людей. Моя мама сочувствовала американцам — я была в этом уверена — искренне абсолютно. А ведь из нее получится превосходная тёща, подумала я немного отстраненно, но не без гордости.
Сели за стол, сооруженный по такому случаю, говорили тосты, смеялись. Мне приходилось выступать переводчицей, и это изрядно утомило под конец, хоть, с другой стороны, загруженность позволяла отогнать странные мысли о том, что я со стороны смотрю банальную мелодраму, а не живу собственную жизнь.
Вскоре наступила ночь, я вошла в свою спальню после ванной, раздетая, благоухающая. На подушке широкой кровати, предусмотрительно купленной именно для такого случая, лежала тёмноволосая голова моего мужчины. Неужели это взаправду, не верила я себе самой, неужели — навсегда? Я прижалась к Даниэлю, обняла его руками и ногами. Моя комната с компьютером и большущим гардеробом покоилась в сумраке.
На следующий день я буквально заставила себя позвонить Борису Аркадьевичу. Знала, что не принесёт мне общение с ним ничего, кроме испорченных нервов. Знала…
— Я пытаюсь дозвониться тебе уже две недели! — кричал в трубку мой директор. — Как можно вести дела подобным образом!
Следовало резко вернуть ситуацию под контроль. Я примерно представляла, что нужно делать, но, из–за отсутствия практики получилось неважно.
— Молчать! — фальцетом взвизгнула я. — Я плачу вам зарплату за конкретные дела, а не для того, чтобы на меня повышали голос и учили жизни. Вот по делам и докладывайте!
Борис Аркадьевич обиженно засопел в трубку.
— Необходимо встретиться, — сказал он наконец. — Я возьму с собой все отчеты, документы фирмы и заявление об увольнении с поста директора.
— Не забудьте самое главное, — сказала я, игнорируя его демарш. — Деньги.
— Конечно не забуду, — холодно произнёс Борис Аркадьевич.
Встретились мы на Цветном бульваре через три часа. Когда я спускалась в метро на Юго-Западе, серое небо плакало осенним дождём, но, когда вышла, опасливо поглядывая вверх, увидела, что непогода старательно обошла центр Москвы: здесь по-летнему ярко светило солнце и многие люди ходили в рубашках с коротким рукавом. Борис Аркадьевич выглядел насупленным и старался не смотреть мне в глаза. Руки его теребили портфель из кожзаменителя.
— Они выплатили арендную плату в полном объёме единственный раз — в начале августа, — вещал мой директор, откашливаясь едва ли не после каждого слова. — В сентябре уплачена только официальная часть. У нас коммунальная задолженность, налоги, зарплаты бухгалтеру и… директору, — Борис Аркадьевич бросил на меня испуганный взгляд, я улыбалась. — Словом, найдешь все отчёты вместе с остатком денег здесь.
Он погладил портфель в последний раз и передал его мне.
— Когда поедете знакомиться?
— Завтра, — сказала я. — Сегодня просмотрю документы, а завтра и поедем.
Мягко говоря, я вернулась домой не в самом радужном расположении духа. Даниэль сидел в гостиной на диване, перед ним на салонном столике лежала русская грамматика для младших классов, и мама втолковывала великовозрастному ученику что–то незамысловатое, связанное с алфавитом. Впору было умилиться от этого зрелища, да как–то не хотелось. Я прошла к себе в комнату, легла на кровать прямо в джинсах, закрыла глаза.
— Ты в порядке? — спросил Даниэль, неслышно проникая в спальню.
— Голова болит, — ответила я.
— Это акклиматизация, — поставил диагноз мой любимый.
— Вероятно.
— Принесу тебе аспирин.
Я промолчала, Даниэль вышел и вернулся вскоре, неся стакан с растворённой в нём шипучей таблеткой. Я села на кровати и стала пить кисловатый раствор.
— Как дела в твоём бизнесе? — наконец–то спросил Даниэль, похоже, для того, чтобы заполнить паузу.
— Замечательно.