Любимец моих дьяволов
Шрифт:
– З-зачем было… трогать меня? Не мог словами отругать? – всхлипываю, чувствую себя полной кретинкой после этой отповеди. И он ведь прав во всем…
– Чтобы прочувствовала. Я не принц на белом коне. Прекрати питать свои глупые иллюзии.
– Что? Да с чего ты вообще взял что я питаю иллюзии? Ты о чем?
– Видно невооруженным глазом, – усмехается язвительно, а я краснею. – Ты меня хотела. Даже в той комнате. Даже при мудаке Глебе. Если бы трахнул… – Якоб осекается.
– Договори.
– Заткнись. Сейчас больно будет.
И правда, он прикладывает к коленям тампон с перекисью, придавливает к ране, и я вскрикиваю от пекущей
– Ты прямо раненый боец, – усмехается.
– Скажи, что хотел сказать, – возвращаюсь к прежней теме. Мне стыдно. Но почему-то отчаянно хочу услышать его мысли. Это мне очень важно. Мы впервые говорим о нас. Нет, конечно никаких «нас» не существует. По сути мы вообще впервые так тесно общаемся. И вопреки всему во мне снова просыпается что-то, разгорается маленький уголек надежды.... И я, как смертельно замерзший путник, едва живой от усталости и холода, ползу к единственному источнику света из последних сил.
– Тебе не понравится. Снова плеваться начнешь.
– Нет. Правда. Ты прав во многом. Я очень виновата. Я убью эту суку Светку.
– Не нужно. Я с ней поговорил. Больше она в твоей школе не учится.
– Даже так? Когда ты успел?
– Я все быстро решаю. Особенно дела, с которыми хочется расквитаться поскорее. – Снова злой взгляд на меня.
Ну конечно. Намек понят. Я заноза, которую надо вытащить как можно скорее. Вот чем меня считает Штаховский… всегда считал. Но все равно бросаюсь на всполохи пламени, даже понимая, что будет больно. И ожоги заживать будут долго.
– Так ты договоришь свою мысль?
– Покоя не дает?
– Люблю когда все предельно ясно.
– Хорошо. Но ты в ответ пообещаешь, что больше никаких вывертов, до самого конца каникул.
– Естественно! Я же сказала, что причина в Светке. Но Глеба я тоже грохнуть хочу. Какая же он мразь! Ненавижу!
– Ему тоже досталось.
– Ты избил его?
– Это уже второй вопрос. А я тебе обещал только один…
– Хорошо. Тогда ответь на первый.
– Хорошо, – вздыхает Якоб. – Ты возбудилась, детка. От меня. Даже там. Где тебя изнасиловать хотели. Где стоял этот придурок с членом наизготовку. Если бы я взял тебя прямо там… тебе бы понравилось. Но это неправильно. Я никогда не дам тебе то, что ты хочешь. Никогда не буду с тобой. Запомни это и очнись уже от своих детских фантазий. Пора взрослеть.
Последние три фразы Якоб не смотрит уже на меня. Сосредоточенно собирает обратно в аптечку бинты, перекись, ватные тампоны. И выходит из комнаты.
Спрыгиваю с комода на пол и долго сижу как оглушенная, пялясь в одну точку. Его слова разбили меня, уничтожили. Так сильно никто и никогда меня не опускал лицом в грязь. Я задыхалась, легкие горели от этого унижения. Сгорала заживо от боли. Спустя какое-то время кое-как заползла на кровать. Сжавшись в комочек, всхлипывала, слезы текли нескончаемым потоком пока в глазах всё не расплылось. Эмоции, захлестнувшие меня, казалось, вот-вот перельются через край, заполнят пространство вокруг и скоро утону в них. Я захлебывалась ими, яростью, обидой и отчаянной, мучительной жаждой любви, которую сегодня так равнодушно растоптали у меня на глазах.
***
Утром вернулись родители Якоба и были очень довольны – у нас тишь да гладь. Единственное – маленький клочок свитера я
Остаток лета прошел на даче. У Штаховских большой дом, мне предоставили выбор из нескольких комнат, и я заселилась в мансарду. Как можно дальше от Якоба. Но он почти все время отсутствовал. Избегал меня. Если же заезжал на дачу, обычно с очередной бабой, я сложа руки не сидела. Хоть и пообещала ему, что буду паинькой. Пошел он! И мои обещания туда же. Я вела себя дерзко и вызывающе. Особенно доставалось пассиям Якоба. Как только видела его с какой-нибудь девушкой, начинала ненавидеть ее просто люто, хоть и понимала, что не права, и девушки ни в чем не виноваты. Но я вредила личной жизни Якоба всеми доступными средствами. Одной наплела что он каждый год лежит в психушке. Причем так натурально – девица такси аж вызвала и свалила подобру-поздорову.
В то лето я поняла, что во мне погибла великая актриса. И начала распускать разные глупые сплетни про Штаховского с еще большим усердием. Удивительно, но некоторые мне верили. А я себя чувствовала мерзкой тварью. Но что-то сломалось внутри, и я не могла перестать, хотя саму выкручивало от омерзения. Я приносила соседского кота и сажала беднягу в любимые кроссовки Якоба, уговаривая бедное животное пописать туда – но в результате коту надоели мои эксперименты, он зашипел и оцарапал меня. Еще один шрам на память о безответной любви…
Я прокрадывалась в комнату Штаховского и отрывала пуговицы на его пиджаках и рубашках. Не до конца. Оставляла на паре ниточек. Я разливала чай на его телефон. Прямо при родителях, и потом делала такой виноватый вид…
Но все эти выходки приносили лишь минутное удовлетворение. А потом вновь начинала грызть тоска и душить ненависть. Тоска и ненависть. Абсолютно несочетаемые эмоции. Я безумно хотела увидеть Якоба. Но когда он появлялся – у меня все горело от злости. Я должна была навредить ему. В результате к концу лета добилась лишь того, что парень перестал появляться. Совсем. И кажется, я стерла его безразличие. Теперь между нами горела взаимная ненависть.
***
С того проклятого клуба, куда меня заманила Светка, прошел почти год. Я закончила школу, размышляла какой выбрать университет, но я все еще расхлебывала последствия того предательства. Перестала дружить, отдалилась от одноклассниц. Мне стало тяжело сходиться с людьми. В каждом я видела подвох. Я стала капризной, стервозной, образ девочки мажорки, плюющей на окружающих, прирос ко мне как вторая кожа. А еще я все чаще прикрывалась образом тупой блондинки. Плевать, другого от меня и не ждут. И пофиг что школу с золотой медалью окончила. Ну кто поверит что сама? Богатый папа все купил, конечно же!
На самом деле, Герман Брейкер никогда не контролировал мою учебу. Зачем? Я получала только пятерки. И не за деньги. Просто мне легко это давалось. Я знала что поступлю в любой универ, какой пожелаю. Оставалось лишь решить куда.
Я продолжала ходить к Марине. Если бы не она – я бы не справилась с последствиями травмы после произошедшего в клубе. Психолог настаивала, что я заявление должна написать. На Глеба, и на Якоба. Это куда лучше, чем мстить мелкими пакостями. Она очень волновалась за меня. Мы обсуждали мои проснувшиеся навыки актрисы… И тут Марина посоветовала мне попробовать себя в роли модели.