Любимец (Спонсоры)
Шрифт:
…Приоткрылась дверь, желтый прямоугольник света кинул на землю черную тень стройной фигуры Инны. Это было столь неожиданно, что я не успел взять себя в руки и отпрянул. Она услышала шум и, замерев на пороге, тихо спросила:
– Здесь кто-нибудь есть?
Я был недвижим, я даже не дышал. Я боялся, что она в страхе закроет дверь и спрячется в доме.
Она постояла с минуту, прислушиваясь, и, видно, решила, что шум произвела птица… Она покинула освещенный прямоугольник двери и ступила на траву. Теперь я мог ее
В полутьме ее тело казалось голубоватым, а волосы приобрели сиреневый оттенок. Когда она поглядела в мою сторону, то ее глаза показались мне черными окнами в звездное небо. Ее фигура несколько потеряла девичью гибкость и угловатость, грудь стала тяжелее, шире бедра, но эти перемены были лишь движением к женскому совершенству.
Она быстро, словно опасаясь, что ее хватятся дома, перебежала газон, перепрыгнула через изгородь и уже осторожнее, озираясь как воровка, подбежала к дому Яйблочков. Возле окна в гостиную она остановилась и, вцепившись длинными пальцами в край стены, приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть, что происходит в гостиной.
И тут я все понял. Все было просто, хоть и необычно и недозволено.
Младенец, занявший мое место в семье Яйблочков – это сын ее и Вика. По правилам новорожденного отнимают у матери, как только она перестает его кормить. Если с точки зрения породы он удовлетворяет селекционеров, его отправляют в распределитель. А дальше – как распорядится судьба. Может быть, повезет, и его возьмут в домашние любимцы. А тут… вернее всего, когда он родился, опечаленная моим исчезновением, привыкшая к человеку в доме, госпожа Яйблочко решила взять ребеночка себе. Где-то кому-то сделали подарок, кого-то уговорили, и произошло страшное нарушение правил – мать и сын оказались в одном городке, и, главное, мать знала, где живет ее сын.
Вряд ли ее подпускали к сыну, наверное, это было одним из условий… Впрочем, это можно проверить.
– Инна, – тихо произнес я.
Она отпрыгнула от окна, словно ужаленная змеей. Прижалась спиной к глухой бетонной стене и смотрела с ужасом, как я приближаюсь к ней.
Я вытянул перед собой руку, раскрытой ладонью кверху.
– Не бойся, – сказал я. – Это я, Тим, ты меня помнишь? Я тут жил.
– Тииим, – напевно произнесла она. – Ты же мертвый.
– Я много раз мертвый, но все равно живой, – сказал я, улыбаясь.
– Это не ты! Не подходи!
– Я тут жил, мы с тобой раз сидели в этих кустах и разговаривали, а ты сказала, что знала свою мать, а я тебе не поверил, а потом меня должны были вести к ветеринару, а к тебе привели Вика…
– Тииим!
– Отойдем к кустам. У меня мало времени. Меня могут выследить.
Она послушно пошла за мной к темной массе кустов, но остановилась, не заходя под их сень. Боялась. Не совсем верила, что я – это я.
– А где же ты? – спросила она. – Кто теперь твои спонсоры? Ты бродяга?
В голосе звучало привычное для домашних любимцев презрение.
– Я хочу, чтобы никаких спонсоров больше не было.
– Как так не было?
– Чтобы они улетели. Или погибли.
– А мы? – Она даже отступила на шаг от меня.
– А мы будем жить.
– А кто нас будет кормить? Кто будет гулять с нами?
Я уже привык к таким искренним филиппикам. А чего вы хотите от людей, которые не знают ничего, кроме пищи, прогулки и хозяйской палки или ласки?
– От тебя плохо пахнет, – сказала она, – как будто ты не мылся.
– Я уже неделю не мылся, – признался я. Мне было приятно дразнить ее
– такую миленькую, сладенькую, душистую домашнюю любимицу. – А как твой жабеныш поживает?
– Кто?
– Твой хозяин, жабеныш, которого мадам Яйблочко изметелила.
– Тим, не стоит так говорить о спонсорах.
В ее голосе прозвучала бабушкина интонация.
– Ладно, – сказал я, – я тобой еще займусь. Обязательно вернусь поговорить с тобой серьезно. Жалко оставлять тебя в животном состоянии.
– Я живу в счастливом состоянии! – поспешила она с ответом.
Она была напряжена и мечтала об одном – чтобы я поскорее ушел, растворился, чтобы меня можно было вычеркнуть из памяти.
– Это твой ребенок? – Я показал на окно дома Яйблочков.
– Молчи! – она закрыла мне рот ладонью. От резкого движения ее пышные бронзовые волосы рассыпались по плечам. Она была сказочно хороша! Ради таких женщин совершаются великие безумства и рушатся царства… Только она не подозревала о своем могуществе.
– А кто отец? – спросил я. Сквозь ее пальцы вопрос прозвучал невнятно. Мои губы натолкнулись на нежную ткань пальцев и поцеловали их. Она сразу убрала руку.
– Нельзя так говорить! Если кто-нибудь услышит, меня тут же увезут! Молчи, молчи, молчи!
– Наверное, Вик, – сказал я.
– Он целую неделю болел, когда ты так жестоко побил его.
– Потом он выздоровел. И его снова привели к тебе.
– Потом он выздоровел. И его привели…
– А где он сейчас?
– Я не знаю. Его спонсоры переехали на другую базу. Ты никому не скажешь, Тим? Я каждый вечер хожу смотреть мальчика. Ты его видел?
Я любовался ею, но она не чувствовала моего взгляда.
– А госпожа Яйблочко очень добрая, она его не бьет. Я сначала плакала, но мне сказали, что тогда меня увезут.
– Когда мы их вышибем к чертовой матери, – сказал я, – первым делом мы вернем тебе твоего малыша.
– Не надо! Не думай так, это опасно!
– Неужели и я таким был?
– Каким?
Я погладил ее по плечу, отвел в сторону тяжелые пряди волос.
– Не смей меня трогать!
– Я сейчас уйду, не бойся.
– Я буду кричать! Не смей меня хватать! Ты грязный. От тебя плохо пахнет!