Любить и помнить (Демоны прошлого)

Кауи Вера

– Горе мне, – сокрушенно поник головой Эд. – Я-то надеялся, что мне удалось это скрыть!

– Ты всегда знал, как нужно правильно ко мне обращаться. Американцы обычно называют меня леди Латрел. Ты с самого начала прекрасно ориентировался во всех этих вещах, в которых американцы ни черта не понимают. Откуда ты все это знаешь?

– Штука в том, что до войны мой старик служил здесь военным атташе.

Она уставилась на него.

– Здесь? В Лондоне?

– Да.

– Когда?

– С 1932 по 34-й.

– Я тогда была в Нортумберленде.

– И тебе было одиннадцать лет. Ты была глазастым, длинноногим

лягушонком.

– Я тогда увлекалась верховой ездой.

– Слава Богу, ты переросла это увлечение – или я похож на лошадь?

Она склонила набок голову, поджала губы и оценивающе оглядела его.

– Да нет, пожалуй, так не скажешь...

В ту ночь Эд вдруг проснулся от сознания, что Сары нет с ним в постели. Он вгляделся в темноту и увидел, что она сидит на подоконнике и смотрит в парк. Она раздвинула шторы и сидела, освещенная луной. Свет был достаточно ярким, чтобы заметить – Сара печальна, расстроена.

Вечером они ездили обедать в ресторан. Сара надела бледно-розовое платье от Скияпарелли, которое выбрал Эд. Как на грех, в ресторане они встретили Сариных знакомых, те подошли к их столику и спроси ли про Джайлза. Одна из женщин, демонстративно разглядывая Эда, ехидно заметила: «Очень мило с твоей стороны, Сара, развлекать наших американских союзников. Я уверена, Джайлз одобрил бы тебя. Будешь писать, передавай ему мой привет и добавь, что я надеюсь на его скорое возвращение. Он наверняка держится молодцом. Как и ты, Сара. Ты ведь ухаживаешь за ранеными, так? Тебе это очень подходит».

Она отплыла от столика, приветственно взмахнув ручкой и оставив за собой крепкий аромат «Л'орбле», после чего настроение Сары безнадежно испортилось. Эд услыхал, как она проговорила сквозь зубы: «Стерва!»

– Подружка? – сардонически спросил Эд.

– Ничья она не подружка. Каро Модели – первостатейная сука. У нее на все наше семейство зуб, с тех пор как мой брат вырвался из ее цепких лапок и женился на другой.

Больше она ничего не сказала, но Эд чувствовал, что теперь в ее голове засела мысль о Джайлзе, которую заронила эта ничья подружка, явно навесившая им с Сарой ярлык военно-полевой парочки. Эд знал, что рано или поздно что-то в этом роде случится, и так уж им слишком долго везло, не может же идиллия длиться вечно. И вот оно случилось. Теперь Сару будет терзать чувство вины.

Так и должно было быть. Поездка в Лондон из Литл-Хеддингтона предполагала риск. Конечно, у Сары в столице немало знакомых и друзей, но наткнуться на них именно сейчас было совсем некстати. В сущности, тут нет ничего особенного; многие женщины, чьи мужья находились на фронте, встречались с американцами, но не все из них заводили романы. Во всяком случае, большинство этих женщин вели себя честно.

Но дело не только в этом. Весь город против них. Эду снова припомнился Брэндон-хаус, платье для представления ко двору, лица Сариных друзей, для которых она была женой Джайлза Латрела и которые, увидев ее в обществе американца, наверняка предположили худшее – с их точки зрения; знали бы они, каковы дела на самом деле!

Все это извлекло Джайлза Латрела из его далека, и он вновь стал между Эдом и Сарой.

Сара в глубокой задумчивости смотрела в окно, закусив губу, как всегда бессознательно делала, на чем-то сосредоточившись. Ему хотелось принять на свои плечи

хотя бы часть вины, которой мучилась Сара. Но эта попытка была бы напрасной: Эд, хотя и воспитанный в совершенно иных традициях, понимал, что она не захочет разделить с ним свою вину, что считает во всем виновной только себя. Она считает себя прелюбодейкой. Она изменила мужу и скрывает это, усугубляя свою вину все новым и новым обманом. И как бы ее ни разуверяли, какие доводы ни приводили в ее оправдание, она не переменит своей точки зрения.

Эд уже не раз пытался разубедить Сару в том, что ей одной следует держать ответ.

– Сара, – говорил он, – мы оба попали в переделку, ты оставила Джайлза ради меня, ты согрешила со мной, ты возьмешь развод, чтобы соединиться со мной. Так что моя вина нисколько не меньше твоей, и я должен нести ничуть не меньшую ответственность, чем ты.

– Но тебя нельзя обвинить в прелюбодеянии. Ты ведь в отличие от меня не женат. Это я, я одна прелюбодейка. Это я изменила мужу, я нарушила супружескую верность. Это мне предстоит разводиться. Нет уж, Эд. Я знала, на что шла. И я должна принять всю ответственность.

Эд понимал, что так она и поступит. И не это разрывало ей сердце, а мысль о Джайлзе Латреле. А Эда мучило опасение, что эта мысль в конце концов заставит Сару отступиться от него и вернуться к мужу. Жизнь без Сары казалась ему невыносимой. Она так много дала ему, и теперь обходиться без нее стало уже немыслимым. Она была необходима ему, чтобы жить.

Эд страшился этого момента, знал, что он неотвратим, и теперь мучительно ждал, чем все кончится. Беда в том, что он сам ничего тут не может сделать. Не в его власти повлиять на ход событий. Он остался один на один со своим страхом. Он мог с готовностью согласиться на любой шаг, который решила бы сделать Сара, на все, кроме одного – ее возвращения к Джайлзу Латрелу. Она говорила, что, если не сможет соединить свою жизнь с Эдом, все равно уже никогда не будет супругой Джайлза. Но кто знает, куда заведет ее это изнуряющее чувство вины...

Его раздирал гнев на собственное бессилие. Только Саре ведомо было, что значит для нее Джайлз, и, разумеется, он значил для нее немало. Иначе почему бы она медлила сообщать ему о своем уходе? Она до сих пор не написала письма, которое сделало бы ее наконец свободной. В сущности, это только формальность, все и так решено. Отец Джайлза уже в курсе, но он, конечно, ни словом не обволвился сыну о том, что в доме неладно. Свойственное всем англичанам нежелание вмешиваться в чужие дела у сэра Джорджа приняло прямо-таки патологическую форму. Сын – не сын, это не его дело, и он будет держать нейтралитет. Не станет оказывать давления ни на ту, ни на другую сторону.

Все будет так, как решит Сара. А ее настроение сейчас внушает сильные опасения. Она напряжена, как струна. Переживает свою измену, как болезнь. То, что Сара пошла на нее, значило, что она действительно любит его. Конечно, любит. Она не раз это доказала. Но при всем том Эд холодел от страха при мысли, что она пожалеет о содеянном, решит пойти на попятную. Может быть, именно поэтому она и не написала до сих пор Джайлзу, чтобы не сжигать за собой мосты? «Как хрупка любовь, – думал Эд, – даже наша. Я почти поверил, что она крепка, как сталь, а вот поди ж – смотрю сейчас, как она мучается своей виной, и умираю от ревности».