Любить всем сердцем
Шрифт:
Когда Эллиот поворачивается, чтобы поспорить, я обеими руками показываю брату средние пальцы через ее голову.
— Ну, папа, мы же только начали! Я не хочу идти в церковь, а хочу остаться с Джесси. — Ее слова полны слез.
Плечи моего брата опускаются, как будто он готовится к битве, в которой ему приходилось сражаться больше раз, чем мог вспомнить.
— Эллиот, отнеси свои вещи в комнату и...
— Нет! Это нечестно! — Она сжимает руки в кулаки, как будто использует их, чтобы зарядиться для предстоящей вспышки истерики.
— Эй, это круто. —
Эллиот начинает спорить, но я уже держу в руках маленькие пластмассовые блюдца, ложки и пару кукол.
— Ладно, хорошо.
Я иду за ней в ее комнату мимо хихикающего Бена, на которого смотрю недобрым взглядом через мою синюю вуаль.
— И куда все это? — спрашиваю я, ища очевидное место, чтобы положить игрушки для чаепития. Мой взгляд останавливается на стене, где раньше висел постер Джастина Тимберлейка, и я ухмыляюсь. На его месте — мой постер, сделанный много лет назад, до того, как начал относиться к своему телу, как Кит Ричардс. — Эй, ты повесила один из моих плакатов.
Она пожимает плечами, засовывая парик в большой сундук с надписью «наряды».
— Мне его подарила Бетани.
От ее имени в моей груди разливается тепло. Я смотрю на свою руку, по которой бегут мурашки от бицепса до кончиков пальцев.
— У нее хороший вкус, у этой Бетани.
Эллиот смотрит на меня так, словно понятия не имеет, что я имею в виду. Прочищаю горло и снимаю головной убор, прежде чем бросить его в сундук с платьями.
— Я хотела оставить Джастина, но она сказала, что он устарел.
Я ухмыляюсь, представляя себе, как прошел этот разговор, и жалею, что меня не было рядом, чтобы услышать его. И в самом деле, что все это значит? С каких это пор меня волнует быть включенным в разговор между четырехлеткой и двадцатичетырехлетней женщиной?
Если бы я не был уверен, что мои яйца настроены правильно, я бы побежал в ванную, чтобы убедиться, что они работают исправно. Почему я такой слабак?
Оставляю Эллиот и возвращаюсь за кофе.
— Если ты собираешься идти с нами, тебе, наверное, стоит привести себя в порядок.
Я опираюсь на столешницу.
— Ты же знаешь, что я не могу.
— Почему? Из-за СМИ? Мы поедем в моей машине и спрячем тебя на заднем сиденье. После того, как ты не появился в прошлые выходные, и потому, что тебя видели в Лос-Анджелесе, не думаю, что тебе стоит беспокоиться об этом.
Я делаю глоток кофе.
— Думаешь, Бетани будет там?
Он кивает.
— Уверен, что она там будет.
Я ставлю чашку и хватаю сумку.
— Дай мне пятнадцать минут.
БЕТАНИ
— Доброе утро, добро пожаловать в церковь. — Я вручаю бюллетень женщине, которая проходит мимо, полностью игнорируя меня. — Похоже, тебе бы это не помешало, — бормочу я, а потом проклинаю себя за то, что такая ехидная. — Доброе утро, мистер Льюис. Добро пожаловать в церковь.
Он
Я продолжаю приветствовать рано пришедших в церковь, мой желудок скручивается в узел. Не хочу оказаться лицом к лицу с Уайтом и Сюзеттой. Я не стыжусь того, что сказала Уайту вчера — мне нужно было сбросить это с себя, и он должен был услышать это от меня — но я унижена тем, что сделала это публично. Я поклялась никогда больше не ходить в этот «Старбакс». К счастью, они есть почти на каждом углу, так что сегодня утром перед церковью я угостила свое уязвленное самолюбие фраппучино и тыквенным хлебом.
Я как раз расспрашиваю Мистера и Миссис Гейнс об их уик-энде, когда вижу Эшли, бегущую к двери со стороны парковки. То, что она может бегать трусцой в этих туфлях на каблуках, не так удивительно, как то, что её клетчатая мини-юбка и черный свитер — равные части стриптизерши и лучшей воскресной одежды.
— Как она это делает? — шепчу я себе, прежде чем она резко останавливается передо мной.
Ее сильно подведенные глаза широко раскрыты.
— Нам нужно поговорить.
— Я не могу, я ...
Она хватает меня за бицепс и тянет в сторону.
— Послушай меня. — Подруга пыхтит, пытаясь отдышаться, что делает ее бег на каблуках немного менее гламурным. — Сегодня утром я была в сети и искала хэштеги.
— Окей. — Я продолжаю улыбаться и раздавать бюллетени, хотя Эшли пыхтит мне в ухо.
— Я искала...
— Простите, ты Бетани Паркс? — Мужчина с длинными каштановыми волосами и козлиной бородкой берет предложенный мне бюллетень.
— Да.
Я чувствую, как Эшли напрягается рядом со мной.
Свободной рукой он тычет мне в лицо небольшую камеру.
— Это правда, что ты виновата в том, что Джесси Ли бросил музыку?
— Что?
— Ты беременна? Тебе известно о его незаконнорожденных детях?
— Нет, — говорю я и отшатываюсь, когда он прижимается ближе.
— Ты знаешь, что он помолвлен с Кайлой Мур?
Я задыхаюсь и шаркаю назад, надеясь, что расстояние защитит меня от грязных слов, которые он извергает.
— Достаточно. — Эшли затаскивает меня в церковь.
Вместо того, чтобы утащить меня в ванную или в какое-нибудь уединенное место, где я смогу поплакать, она тащит меня в святилище. Сдерживаю слезы, потому что скамьи заполняются, и оркестр занимает свои места. Двое мужчин-помощников видят мужчину, идущего за нами, блокируют его, разворачивают и выводят.
— Стервятники, — шипит Эш, ведя меня к первому ряду, который обычно оставляют пустым по той же причине, что и первый ряд в классах — чтобы держаться подальше от авторитетной фигуры.
Я все еще сжимаю стопку бюллетеней, когда вопросы пронырливого папарацци поселяются в моей голове. Помолвлен? Дети? Это не может быть правдой. Воспоминание о Кайле у двери Джесси вспыхивает перед моим мысленным взором. Закрываю глаза, и мне кажется, что я снова там, наблюдаю, как они выясняют отношения между собой.