Любите истории пострашнее?
Шрифт:
— Нет. Мне всё ещё неловко стоять на коленях, даже когда я один. В прошлом месяца, то есть в апреле, Рэнди велел мне сделать Четвёртый шаг. Это значит нужно провести нравственный пересмотр — желательно «дотошный и бесстрашный» — своей личности.
— Что вы и сделали?
— Да. Рэнди сказал, что я должен был записать плохое, затем перевернуть страницу и перечислить хорошее. На плохое у меня ушло десять минут. На хорошее — больше часа. Когда я рассказал об этом Рэнди, он ответил, что это нормально. «Ты пил почти тридцать лет, — объяснил он. — От этого на самооценке мужчины остаётся много шрамов. Но если ты останешься трезвым, они затянутся». Затем он велел мне сжечь листок. Сказал, что так я почувствую себя лучше.
— Почувствовали?
— Как ни странно, да. Как бы то ни было, это подводит меня к просьбе Рэнди на этот месяц.
— Скорее требование, как я полагаю, — сказал Джеймисон, слегка улыбнувшись. Он свернул газету и отложил её в сторону.
Джек тоже улыбнулся.
— Кажется, вы улавливаете характер отношений наставник-подопечный. Рэнди сказал, что пришло время для Пятого шага.
— И в чём он заключается?
— В признании перед Богом, перед самим собой и перед другими людьми истинную природу своих ошибок, — сказал Джек, показав пальцами кавычки цитаты. — Я сказал Рэнди, что составлю список и зачитаю ему. А Бог может послушать. Два зайца одним выстрелом.
— Думаю, он сказал «нет».
— Так и было. Он посоветовал мне обратиться к совершенно незнакомому человеку, например, к священнику, но я не бывал в церкви с двенадцати лет, и не горю желанием. Во что бы я ни собирался верить, — а я пока не знаю, во что именно, — для этого мне не нужна церковная скамья.
Джеймисон, сам не посещавший церковь, понимающе кивнул.
— Рэнди сказал: «Так подойди к кому-нибудь на Вашингтон-Сквер или в Центральном парке, попроси выслушать перечень твоих ошибок. Предложи несколько долларов, если понадобится простимулировать. Спрашивай, пока кто-нибудь не согласится». Он сказал, что труднее всего будет спросить, и он был прав.
— Я… — «Ваша первая жертва», — пришло на ум Джеймисону, но он решил, что это будет некрасиво. — Я первый, к кому вы обратились?
— Второй. — Джек ухмыльнулся. — Вчера я подошёл к таксисту на обеде, и он велел мне проваливать.
Джеймисону вспомнилась старая нью-йоркская шутка. Приезжий подходит к парню на Лексингтон-Авеню и спрашивает: «Вы не могли бы подсказать мне, как добраться до Ратуши или мне сразу пойти на хер?» Джеймисон решил, что не будет посылать человека в одежде «Янкиз» на хер. Он выслушает его, и при следующей встрече с другом Алексом (ещё одним пенсионером) за обедом, у него будет тема для разговора.
— Ладно, приступайте.
Джек полез в карман своей толстовки, достал лист бумаги и развернул его.
— Когда я учился в четвёртом классе…
— Если это будет история вашей жизни, может, всё-таки стоит отдать мне двадцатку.
Джек снова полез в карман свободной рукой, но Джеймисон отмахнулся.
— Я же шучу.
— Уверены?
Джеймисон не знал, уверен он или нет.
— Да. Но давайте недолго. На восемь тридцать у меня назначена встреча. — Это была ложь, и Джеймисон подумал, хорошо, что у него не было проблем с алкоголем, потому что, судя по телепередачам, которые он смотрел, честность в этом деле имела большое значение.
— Не растягивать, понял. Короче, в четвёртом классе я подрался с другим парнем. Разбил ему губу и нос. Оказавшись в кабинете директора, я сказал, что он назвал мою мать плохим словом. Этот парень, конечно, всё отрицал, но нас обоих отправили по домам с запиской для родителей. В моем случая — только для мамы, потому что отец бросил нас, когда мне было два года.
— А эта история с плохим словом?
— Ложь. У меня был плохой день, и я подумал, что станет легче, если подерусь с этим парнем. Он мне не нравился. Не знаю, почему — думаю, была причина, но я уже не помню. С этого и начался мой путь лжи. Я начал пить ещё в средних классах. Моя мама держала в морозилке бутылку водки. Я отпивал из неё, затем доливал воды. В конце концов она поймала меня, и водка пропала из морозилки. Я знал, куда мама спрятала бутылку — на верхнюю полку над плитой, — но после этого я к ней не притрагивался. Наверное, к тому времени там уже была одна вода. Сэкономив карманные деньги и сложив их с деньгами за работу по дому, я попросил какого-то старого алкаша купить мне шкаликов. Он принёс четыре штуки, и один оставил себе. Я поспособствовал его пьянству. Так сказал бы мой наставник.
Джек замотал головой.
— Не знаю, что сталось с этим мужиком. Его звали Ральфом, только я мысленно называл его Убогим Ральфом. Дети бывают жестоки. Насколько я знаю, он умер, и я помог ему в этом.
— Не отвлекайтесь, — сказал Джеймисон. — Я уверен, вам и так есть за что испытывать чувство вины без всяких надуманных поводов.
Джек поднял голову и ухмыльнулся. Джеймисон увидел, что в глазах этого мужчины стоят слёзы.
— Вы говорите, как Рэнди.
— Это плохо?
— Думаю, нет. Думаю, мне повезло, что я встретил вас.
Джеймисон тоже был с этим согласен.
— Что там у вас ещё в списке? Потому что время тикает.
— Я поступил в Браун и окончил его с отличием, но большую часть обучения я лгал и жульничал. У меня это хорошо получалось. Приведу красноречивый пример. Мой студенческий ментор на последнем курсе был кокаиновым наркоманом. Не буду вдаваться в подробности о том, как я это узнал — время тикает, как вы сказали, — но я узнал и заключил с ним сделку. Хорошие рекомендации в обмен на пачку кокса.
— Это же килограмм, да? — спросил Джеймисон. Его брови от удивления взлетели чуть ли не до линии волос.
— Верно. Он всё оплатил, и я перевёз кокс через канадскую границу, засунув в запаску от моего старого «Форда». Я старался выглядеть, как любой студент, который ездит на каникулы в Торонто, чтобы поразвлечься и перепихнуться, но моё сердце билось как сумасшедшее, а давление, наверное, подскочило до предела. Машину передо мной обыскали вдоль и поперёк, но я просто показал права и меня пропустили. Конечно, в то время всё было намного проще. — Джек замолк, затем продолжил: — Я сказал, что кокс обошёлся мне дороже и прикарманил разницу.
— Но сами вы не употребляли кокаин?
— Нет, никогда этим не страдал. Бывало иногда занюхивал дорожку-две, но по-настоящему хотел — и всё ещё хочу — только зерновой алкоголь. Устроившись на работу, я лгал своим боссам, но со временем всё вскрылось. Это вам не колледж, тут не для кого было добывать кокс. Во всяком случае, такой человек мне не попался.
— В чём конкретно вы провинились?
— Перевирал рекламные листовки. Выдумывал деловые встречи, чтобы объяснить неявку в дни сильного похмелья. Мухлевал с расчётной ведомостью. Та первая работа была отличной. Бесконечные возможности для роста. И я всё профукал. После увольнения я всерьёз решил, что мне стоит сменить место жительства. В АА это называется «исцеление переездом». Никогда не работает, но я этого не знал. Сейчас мне это ясно как божий день: мудак — он и в Африке мудак. Или в Лос-Анджелесе, или в Денвере. Или в Де-Мойне. Я облажался и со второй работой, не такой отличной, как первая, но тоже хорошей. Это было в Сан-Диего. И тогда я решил, что мне нужно жениться и остепениться. Это решило бы проблему. Поэтому я женился на милой девушке, которая заслуживала кого-то получше меня. Брак продлился два года, и всё время я напропалую врал о своём пьянстве. Выдумывал несуществующие деловые встречи, чтобы объяснить позднее возвращение домой, симулировал симптомы гриппа, чтобы объяснить опоздания на работу или вообще неявку. Я столько денег извёл на мятные освежители дыхания — «Алтоидс», «Брес Сейверс», — что меня можно было смело зачислять в их совет директоров. Но верила ли во всё это моя жена?