Люблю тебя, мамочка! Истории приемных семей
Шрифт:
Темыча нашли быстро. Он оказался в волжском детском доме. Однако закон требовал, чтобы о побеге была поставлена в известность служба опеки. И так как Темыч наотрез отказался возвращаться домой, то Сашка и Юля были лишены опекунства.
Георгий Александрович неделю не выходил из «взрослой» комнаты Темыча и рыдал с перерывами на сон изможденного горем человека. Бабушка пила успокоительное и винила жестокосердных родителей. Сашка накричал на председателя совета директоров в присутствии сотрудников. Юля использовала слово из трех букв, которое когда-то увидела на ладони Темыча, в
Все выяснилось быстро. Алена была не просто девочкой. Она была родной сестрой Темыча. Когда их мать умерла от алкогольной интоксикации, отец стал регулярно избивать собственных детей, которые занимали целую комнату в квартире и вообще мешали жить. Отец был лишен родительских прав, Темыча с Аленой забрала бабушка. Возраст, скромная пенсия, здоровье и кто его знает, что еще в седой голове… Одним словом, старшего внука бабушка отдала в детский дом, а внучку оставила при себе. «Хоть тебя подыму…» Когда Юля и Сашка оформляли опекунство, факт наличия у Темыча родной сестры воспитатели умолчали, «чтобы не возникло проблем». Девочка пристроена, и ладно. Но бабушка умерла, и Алена попала в детский дом. И Темыч, который не видел сестру давно и будто даже забыл о ней, рассудил так: если нельзя забрать ее к себе, значит, надо ехать к ней. Она ведь маленькая. Как Георгий Александрович. Которого жаль было бросать до слез, но Алене сейчас хуже. А на родителей Темыч был в жесткой подростковой обиде и старался о них не думать, и не вспоминать, и пятьсот рублей вернуть при первой же возможности.
К тому моменту, когда все выяснилось, когда Юля и Саша помирились с Темычем, познакомились с Аленой, когда наплакали целую Волгу слез сначала отчаяния, а потом счастья… к этому моменту Юля и Саша уже потеряли опекунство над Темычем. Еще целый год, вплоть до совершеннолетия Темыча, они жили в маленьком городке на Волге рядом с детским домом. Сашка и Юля не без труда устроились здесь на работу, Георгий Александрович ходил в местную школу, а уроки приходил делать в детский дом, чтобы увидеться со старшим братом и новой сестрой Аленой.
Через год Юля, Сашка, Георгий Александрович, Темыч и Алена сели на поезд и очень скоро переступили порог своего заскучавшего большого дома. «Взрослую» комнату Темыча отдали Алене. Все же девочка. Георгий Александрович и Темыч разместились в «детской», которая тут же стала называться «мужской». Дом уже не казался большим, зато большой стала семья.
Татьяна Чернецкая, Наталя Шумак
Иван Леонов – легенда советской авиации
Мы познакомились с Иваном Антоновичем во время работы над книгой воспоминаний ветеранов ВОВ.
Напросились в гости. Поехали не одни, с нами был наш дорогой друг Шаварш Владимирович Карапетян. Уникальный. Мы уже неоднократно рассказывали вам о нем. Он 11-кратный рекордсмен мира, 13-кратный чемпион Европы, семикратный чемпион СССР, заслуженный мастер спорта СССР, спас несколько десятков человек в двух авариях, суммарный вес его наград
Поэтому дома у Ивана Антоновича и его супруги Нины Николаевны встретились две легенды! Два героя, подвиги которых заслуживают того, чтобы дети изучали их в школах. И знали наизусть.
Впрочем, вернемся к Ивану Антоновичу. Нас принимали тепло. Хозяйка приготовила невероятно вкусные котлеты. До сих пор их помним. Иван Антонович много шутил. Делал комплименты.
Дадим ему слово.
«Родился я 1 февраля 1923 года в деревне Моговка Шаблыкинского района Орловской области. Был тринадцатым ребенком в семье, самым младшим. Начало войны застало меня курсантом Армавирской школы летчиков-истребителей, после окончания которой, в июле 1941 года, нас отправили в Монголию осваивать новую по тем временам авиационную технику – самолет «Лагг-3».
Свой первый вражеский самолет я сбил в небе над Москвой весной 1942 года, когда находился там в командировке. К июлю 1943 года на моем счету уже было восемь самолетов противника, шесть из которых я сбил лично, а два – в группе.
15 июля 1943 года стал для меня роковым днем. Сбили один самолет, а из-за облаков вывалились еще четыре. Завертелась карусель!
…мой самолет тряхнуло, кабина наполнилась гарью. Пробило бензобак. Я только успел передать по радио командиру: «Слава, я горю!» Сначала даже не понял, что сильно ранен. Показалось только, что обожгло левое плечо.
Выпрыгнул из самолета. Надо мной прошел немецкий самолет, летчик выпустил по мне очередь из пулемета, хотел добить меня в воздухе.
Я упал в заросший пруд на нейтральной полосе. Только тут почувствовал страшную боль в плече. Я весь был облеплен грязью, из открытой раны била кровь. Левая рука повисла плетью…
За меня шел бой. С обеих сторон стреляли. Немцы хотели добить или захватить в плен. Свои – спасти. Летчик – это большая ценность. Наши пехотинцы пробивались ко мне. Они подбадривали меня. Кричали, что вытащат. Перед тем как потерять сознание, я слышал их голоса. Они называли тех, кто уже убит. Миша. Вася. Сережа. Старались спасти летчика…
Погибали, но не отступили.
Госпиталь, в который я попал, располагался в одной из школ города Елец. Очнувшись после операции среди стонущих от боли людей, уткнулся в подушку. Левой руки не было по самое плечо! Удалили вместе с лопаткой.
Лежал, уставившись в одну точку. Не знал, как дальше жить.
Врач сказал мне довольно строго, что летчик слишком большая ценность для армии, чтобы я впадал в меланхолию, вместо того чтобы выздоравливать.
– Какая ценность? Вы издеваетесь?
– Вы можете быть инструктором. Вы участник реальных боев. Сбивали врага. И в состоянии учить, передавать ваш опыт молодым!
Крыть нечем. Тут я еще вспомнил погибших солдат. Они сделали все, чтобы вытащить меня. А я расклеился. Непорядок.
С этого момента пошел на поправку. И начал думать о будущем.
Инструктор это хорошо, правильно. Но это была программа минимум. А программа максимум казалась для всех, кроме меня, невероятной и означала возвращение на фронт.