Любовь без права выбора

Малиновская Елена Михайловна

– Как я слышал, твои родители покончили с собой, – жестокосердно продолжил расспросы Гарольд, словно не понимая, а скорее – не желая понимать, какую боль мне приносит эта тема. – Почему?

– Отец был обвинен в государственной измене, – глухо ответила я. – Вроде как обстоятельства его вины были неоспоримы. Его должны были арестовать и повесить. Но следователь, ведущий это дело… – На этом месте мой голос задрожал и едва не сорвался. Я помолчала пару секунд, потом с усилием продолжила: – В общем, отцу был предложен выбор. И он предпочел сам свести счеты с жизнью, лишь бы избежать судилища и последующей

публичной казни. А мать, как верная и любящая супруга, последовала за ним. Наше имущество было конфисковано в пользу государства. А мы с братом лишились дворянства.

– И твои родители бросили своих детей на произвол судьбы? – Интересно, мне показалось, или в голосе Гарольда действительно прозвучало сочувствие? Впрочем, практически сразу в его тон вернулось нарочитое равнодушие: – Ведь они не могли не понимать, как тяжело вам придется.

Я пожала плечами. Сделала еще один крохотный глоток вина, после чего с усилием сказала:

– Они оставили нам с братом достаточно яда, чтобы при желании мы последовали за ними. Но я… Я оказалась слишком малодушной и не сумела…

В голосе опять прорезались рыдания, и я замолкла. Даже сейчас, после этих чудовищно тяжелых месяцев голода и холода, я не жалела, что не предложила чашу с ядом брату и не выпила ее сама.

– А они, стало быть, сумели, – с очень странной интонацией протянул Гарольд.

Я осмелилась бросить на него быстрый взгляд. Надо же, такое чувство, будто он в бешенстве! Глаза потемнели, желваками так и играет.

– Трусы, – с нескрываемым презрением бросил он в этот момент. – Бросили детей, а сами сбежали.

Я промолчала и уставилась в свой бокал. Я понимала, что не могу винить отца в его выборе. В конце концов, если бы он не покончил с собой, то все равно погиб бы, и его смерть оказалась бы гораздо менее приятной и более мучительной. Но мать… Нет, не хочу думать на этот счет! Просто не хочу – и все тут. В конце концов, все уже сделано и ничего исправить нельзя.

– И что было дальше? – спросил в этот момент Гарольд.

Я опять пожала плечами, не в силах облечь в слова весь тот кошмар, через который нам с Дирком пришлось пройти. Вся эта история приключилась в конце лета, когда ночи еще были достаточно теплыми, а земля щедро дарила плоды. И я всерьез думала, что мы как-нибудь выкрутимся. В конце концов, у меня был жених…

– Сколько тебе лет? – поинтересовался Гарольд, видимо, подумав о том же. – Восемнадцать? Наверняка к тому моменту ты была уже помолвлена.

– Была, – неохотно подтвердила я, вспомнив милого паренька-соседа. Его неизменный румянец, когда он преподносил мне букеты скромных полевых цветов. Стихи, которые он сочинял для меня и про меня. Не слишком складные, но по-своему трогательные. Его робкие поцелуи в щеку. Если честно, я не млела в его объятиях и сердце не замирало от его прикосновений. Но я понимала, что вполне смогу прожить с ним всю жизнь: спокойную и без особых потрясений. Рожу детей и найду свое счастье в них. Так все жили в моем окружении. А еще я помню его мать – высокую, холеную женщину. До сих пор в ушах стоит ее резкий визгливый голос.

«Милочка, ну вы же понимаете, что теперь не может быть никакой речи о вашей свадьбе, – выговаривала она в нашу последнюю встречу. – Мне, конечно, очень жаль, что так все вышло с вашими родителями, однако согласитесь: они сами виноваты. Государственная измена – это… Это просто в голове не укладывается! Кстати, помолвочное кольцо можете оставить себе. Все равно на нем гравировка, если продавать, то только перекупщикам».

Сигурда, моего так называемого жениха, я тогда так и не увидела. Он предпочел спрятаться, лишь бы избежать столь непростого объяснения. Но я его в этом не винила. Эта семья была не первой и, увы, не последней, которая поспешила заявить о публичном осуждении поступка моего отца. Слишком страшило окружающих угодить под тень подозрения – а не причастны ли они к тому же?

Но я была благодарна виере Треоне за то, что она не стала отбирать кольцо, хотя имела на это полное право. Продав его, я и приобрела ту жалкую лачугу, которая стала нашим прибежищем зимой.

– Полагаю, твой жених поторопился ретироваться, когда узнал, что его будущая жена – дочь государственного преступника, – прозорливо проговорил Гарольд, без проблем угадав окончание той помолвки.

Я кивнула, подтвердив его слова. Да, все так.

– Люди… – протянул Гарольд с плохо скрытым пренебрежением. – Такие предсказуемые в своих страхах. Так любящие предавать и так беспокоящиеся о собственном благополучии.

Я тоскливо посмотрела в окно, за которым бушевала метель. Здесь, за толстыми надежными стенами, совершенно не чувствовалось, какая непогода обрушилась на Хельон. А в своей лачуге я бы сейчас дрожала от страха и холода, гадая, не сдует ли очередной порыв ветра наше жалкое жилище.

– Я спас твоего брата от верной гибели, – без предупреждения переменил тему разговора Гарольд, наконец-то прекратив расспрашивать о моем несчастливом прошлом. Хмыкнул и с нажимом добавил: – Более того, я спас тебя. Ты едва не замерзла у ворот.

– Я в курсе, – тихо прошелестела я. Кашлянула и продолжила чуть громче: – Я пришла к вам за помощью. Прочие целители отказались…

Я закусила губу, вновь окунувшись в то черное отчаяние, которое владело мною всего несколько дней назад. Отказы, одни отказы. Некоторые даже не пускали меня на порог, другие смеялись в лицо и говорили, что я заслужила это. Мол, боги наказывают меня за грехи родителей.

– Полагаю, абсолютное большинство из них и не смогло бы тебе помочь, – со злой насмешкой и пренебрежением произнес Гарольд. – Знаю я местных целителей. Только бессонницу да прыщи лечить умеют. А огненная лихорадка – совсем другое дело. Тут травками да молитвами не обойдешься. Чтобы вылечить этот недуг, нужна магия действительно высокого порядка.

– Вы оставались моей последней надеждой, – сделала я слабую попытку польстить ему. – Кому, как не великому некроманту, под силу отогнать Вечного странника от порога дома?

– Великому некроманту? – с усмешкой переспросил Гарольд и одним глотком допил вино, еще плескавшееся в его бокале.

Я тоже вспомнила о своем бокале и поспешила последовать его примеру. Говорят, алкоголь помогает, если предстоит разделить постель с нелюбимым человеком. Возможно, мне повезет напиться до бесчувствия, и я не запомню, как все будет происходить. И я с жадностью посмотрела на бутылку, оставленную некромантом на столе.