Любовь, чакры и мармелад

Все герои являются вымышленными персонажами. Любое совпадение с реальностью случайно. Произведение написано сугубо с художественной целью. Все описанные техники йоги созданы воображением автора и не должны быть использованы в качестве методик для применения в реальной жизни.

Ты верен весь одной струне

И не задет другим недугом,

Но две души живут во мне,

И обе не в ладах друг с другом.

Одна, как страсть любви, пылка

И жадно льнёт к земле всецело,

Другая вся за облака

Так и рванулась бы из тела.

«Фауст» И. Гете

Пер. Б. Л. Пастернак

Утро застало Антона Боярского в приподнятом, деловитом настроении. Он уже два часа как не спал, сосредоточив взгляд на красном свином пятачке в розетке, сиявшем сквозь ночную темноту. Он с детства ненавидел ночи и не мог уснуть без хотя бы крошечного источника света. Хотя и с ночником спал он паршиво– либо мучился бессонницей, либо видел странные неприятные сны. И все-таки тем утром Антон чувствовал

себя на редкость воодушевленным. Дело было в новом спектакле и доставшейся ему сольной партии доктора Фауста. Двадцативосьмилетний танцовщик чувствовал, что способен этой ролью заставить всю Москву рукоплескать ему. А после Москвы– всю Россию, а потом– Европу, может, даже и до Америки доберутся. Антон был на пике формы– безупречно натренированное тело, доведенная до совершенства техника классического балета, а к ней в придачу– акробатические трюки. Те, кто не знали Боярского лично, называли его баловнем судьбы. Те, кто работал с ним, знали, что его успех– результат долголетних ежедневных, многочасовых тренировок. Красавчик-блондин с обольстительными карими глазами, в прошлом– солист известного Петербургского балета, теперь блистал в Московском Балете Современного Танца, или «М-БеСТ», как называли коллектив танцовщики между собой. Во многом благодаря Антону Боярскому безвестная поначалу труппа постепенно завоевала право работать на главных столичных сценах. Боярский понимал, что рискует, когда уезжал из Питерского коллектива в Москву. Коллеги крутили пальцами у виска– мол, из князей в грязи полез. Из именитого коллектива неизвестно куда. Но Антон рисковать не боялся. Он хотел сделать себе имя в танцевальном мире. С этим условием он и приехал в Москву к Юрию Христофоровичу, художественному руководителю М-БеСТа: он– Боярский должен стать лицом коллектива. Визитной карточкой. Единственным и незаменимым. Юрий Христофорович ему буркнул в своей манере: «Высоко взлетел– больно будет падать.» Зато директор балета, Вениамин, позвал Антона к себе в кабинет на разговор по душам. И там уже соловьем разливался, рисуя танцовщику самые радужные перспективы. Надо сказать– не обманул. Какими уж путями, Антон не знал, но Вениамин добивался для Антона интервью на телевидении и фотосессий в журналах. Имя Антона Боярского замелькало в светских кругах. Вечеринки и тусовки однако его не интересовали. Он мечтал о роли. Как «Призрак розы» Нижинского или «Золотой бог» Махмуда Эсамбаева… Роли, в которой его бы запомнили навсегда. Фауст станет этой ролью! И вот, лежа под одеялом, в размытой темноте предрассветных часов, когда большинству людей спалось слаще всего, Антон Боярский сосредоточенно раздумывал над характером своего персонажа и о тех хореографических находках, которые сделали бы его неподражаемым. Образ у него не складывался. Хороший человек Фауст или не очень? Всю жизнь посвятил науке и лечению крестьян, а потом вдруг пускается во все тяжкие с дьяволом. Поддается искушению. Значит ли это, что он– слабый человек?.. Или нет?.. Ответ пока не приходил, и Антон переключился на более техническую сторону вопроса, а именно– сцену перевоплощения Фауста из старика в молодого. Он планировал великолепный каскад прыжков для помолодевшего Фауста и предвкушение скорой репетиции, где он сможет продемонстрировать задуманное, заставляло сердце биться громче. И… какой уж там сон! Он едва дотянул до семи утра, отключил будильник, не дожидаясь, пока тот прозвонит, осторожно перелез через спавшую рядом девушку и отправился в душ, напевая под нос мотив из балета.

Репетиция начиналась в одиннадцать, и Антон с Элиной всегда приезжали на базу за час до начала первого урока классики. Переодевшись, Антон обыкновенно шел не в большой зал, где разогревалась труппа перед уроком, а– в малый, где никого не было. К своей досаде, в это утро он обнаружил, что малый зал занят какой-то подтанцовкой. Пришлось идти ко всем. Бросив громкое:

– Здорово!– подошел к станку, начал разогревать стопы. Прыжковая дорожка так и крутилась в голове. Он решил не ждать окончания урока классики– не терпелось попробовать элементы. Остальные танцовщики «рассортировались по стенкам»,– как говорил Юрий Христофорович. Разминались неторопливо, с ленцой, переговариваясь о том о сем, готовясь провести остаток дня в паряще-устойчивом движении. Никто не интересовался Боярским, пересекшим зал пружинистым шагом, от которого подрагивали его упругие ягодицы, обтянутые черным трико. Но когда он отключил чей-то айпод, и музыка, игравшая до того фоном, прекратилась, раздались гневные выкрики. Не обращая внимания, он воткнул провод в свой девайс и включил композицию. Начал с небольших прыжков, переходя к более сложным. Он пролетал всю длинную диагональ зала– от входной двери до самого фортепиано в углу, замирая в каждом прыжке в воздухе на несколько мгновений. Хотя и привыкшие за семь лет к его потрясающей толчковой силе, коллеги все же повернулись в его сторону– глаза заблестели от восхищения. Темп музыки нарастал, подбираясь к тому моменту, когда Фауст получает напиток из рук ведьмы и молодеет. Разгоряченный собственным успехом, Антон еще усложнил диагональ и, повинуясь внезапному импульсу «очумевшего от счастья» профессора, выкинул пару коленец вприсядку, потом снизу, из полного приседа сиганул на крышку фортепиано. Хихикала электрогитара, предупреждающе били барабаны. Уже взлетая, он почувствовал– что-то пошло не так. Но не остановился– взлетел наверх, оттолкнулся и снова прыгнул вниз. Что-то неприятно хрустнуло. Он упал на пол, вырвался матерный крик. К нему бросились люди. А он, почти теряя сознание от боли, думал только одно: «Допрыгался».

Если бы еще месяц назад кто-нибудь прислал Вике такую смс, она бы немедленно отправила отрицательный ответ. А если бы ей кто-нибудь сказал месяц назад, что она может рассматривать подобное предложение, она бы пожала плечами, усмехнулась бы и ответила, что это исключено. И тем не менее, прочитав на бегу по длинному переходу с Театральной на Площадь Революции сомнительное предложение от подруги, она помедлила и не стала отправлять ответ сразу. Точнее, не отправила, потому что под землей не было сети. После введения интернета в электричках метрополитена переходы между станциями оставались единственной «мертвой зоной». Для столичного жителя потерять десять, даже пять минут соединения с великим «облаком» было сущим наказанием. Зажав телефон в руке и время от времени поглядывая на экран в тщетной надежде увидеть заветные буквы 3G, символ куда более значимый в современном мире, нежели космический «ом», она бежала по переходу. Тату салонам пора бы уже воспользоваться идеей и предлагать клиентам татуировки «3G» на запястье. В смс от подруги была ссылка на сайт. А на сайте должно было висеть объявление. В объявлении должно было говориться о кастинге. Кастинг означал шанс получить новую работу, возможно, хорошо оплачиваемую. И здесь начиналась дилемма. Потому что в смс было написано: “Привет. Будет кастинг в бурлеск-шоу. Хорошо платят. Вот ссылка.” Вот так семь слов в одну минуту могут устроить ураган в голове. Переход, наконец-то, закончился. Она вышла на платформу. Электронное табло показывало– поезд только что ушел. Она снова нервно взглянула на экран. Нет сети.

Бурлеск-шоу. Основная характеристика бурлеска– необходимость раздеваться. Насколько раздеваться? По разному. Начиная от “все, кроме белья” и заканчивая полным стриптизом. Конечно, о стриптизе не могло быть и речи. Здесь Вика не сомневалась. Никакие деньги не заставят ее раздеваться донага на сцене. Но… у нее теплилась надежда, что организаторы проекта часто берут интригующие названия и наполняют их совсем другой начинкой. Что, если это просто хорошее танцевальное шоу? «Хорошо платят» не выходило у нее из головы. С грохотом и шумом заскользил по рельсам поезд. Людей было немного– середина дня, лучшее время передвижения в метро. Мужчина в очках оторвался от экрана телефона, чтобы окинуть ее взглядом. Она не обратила внимания. Нашла свободное место и поспешила соединиться с Мосметро. Нажала ссылку. Быстро пробежала глазами текст, разочарованно скривила губы. Так и есть. “Для кастинга необходимо подготовить номер стрип. Достаточно топлес”. Достаточно!– она фыркнула почти вслух. Скажите, пожалуйста, сделали одолжение. Она раздраженно закрыла “окно”. На экране. Но в голове продолжали сверкать и искриться нейроны. “За” и “против” крутили хоровод, перетекая в косичку, и проходили “прочесом” крест-накрест. Левая сторона впереди, как и полагается в сценическом движении.

Собственно “за” было одно. Оно то разбухало, точно дрожжевой колобок, то распадалось на много маленьких частиц все того же целого. Деньги. Она так устала считать каждый рубль, постоянно волноваться, что не хватит заплатить за аренду квартиры, закрывать глаза, проходя мимо магазинных витрин. Собственно, что я теряю? Схожу на кастинг. Может, меня и не возьмут. “Ага, и будешь там сиськами трясти? Достойное завершение карьеры, нечего сказать!”– ехидно подзуживал голос разума. Ну, а вдруг проект окажется достойным?.. Как “Шоу-герлз». Ну, да, если как “Шоу-герлз”, то тебя туда точно не возьмут. С твоим-то метр с кепкой. Она почувствовала подкатывавшую головную боль и впервые порадовалась предстоявшему уроку с дошколятами. Уж с ними она точно отвлечется от этого кошмара. И подумает об этом позже. Время еще есть.

Лиля невидящим взглядом уставилась на экран своего новенького айфона последней модели. Снова сообщение от Гриши. “привет. Позвони мне. Почему молчишь?!” Она достала последнюю сигарету из пачки. Красная пепельница в форме пышной женской груди еще дымилась. Закуривая, Лиля мимоходом бросила взгляд в зеркальную дверь платяного шкафа. Бледное, с тонкими чертами и высокими скулами лицо в обрамлении длинных черных волос мрачно смотрело в ответ.

– 

Ну, что, Чайковская,– хмуро усмехнулась она себе. – Что будешь делать? Хорош задницу в кусты прятать.

Она сделала долгую глубокую затяжку, выдохнула и набрала в телефоне “Настя”.

– 

Насть, привет. Слушай, давай встретимся пораньше, до репы. Лясы поточим. Давай в “Шоколаднице, в два. Океюшки.

– 

Ну, вот, видишь,– снова обратилась она к волоокой красавице в зеркале. – Я не стерва. Ну, может, где-то очень в глубине души.

И она с тяжелым вздохом продолжила курить.

Может ли необходимость оплачивать счета оправдать работу в стриптизе? Вика однажды прочитала в журнале, что одно произношение слова “деньги” действует на человека как наркотик– в кровь выплескиваются какие-то гормоны. Очевидно, это было правдой, потому что весь вечер она не могла отделаться от назойливой мысли “хорошо платят”. Даже когда после ужина, простого, но удивительно вкусного, (Сашка это умел– чем-то польет, посыплет, и вот уже картошка на вкус такая бесподобная, что она умяла две порции) так вот, когда после этого ужина они посмотрели фильм, а потом, в постели, Сашка притянул ее к себе, поцеловал и по сложившемуся ритуалу принялся снимать с нее пижаму, она продолжала размышлять о том, насколько хорошим может быть гонорар, и насколько высоким он должен быть, чтобы с его высоты не было слышно криков чувства приличия…

Даже когда Саша уже учащенно дышал, сжимая обеими руками ее грудь, она сосредоточенно подсчитывала, сколько концертов в месяц нужно отработать, чтобы купить машину и выплатить кредит, скажем, лет за пять… А за десять… Она сильно сжала бедра, отмечая про себя, что нужно возобновить занятия балетом. Сашка выдохнул, опустил кудрявую голову к ней грудь, приятно проведя легкой щетиной по телу, потом скатился на постель, и она привычно обвила рукой его широкий торс.

– 

Люблю тебя,– шепнул он.