Любовь дьявола
Шрифт:
– Первым делом я распакую ваши сундуки, – сказала она, жестом приглашая Абби пройти.
Коридор мог бы служить бальным залом, настолько он был широк. Вчера Абби не заметила, что он такой же, как и на первом этаже, и тоже уставлен по обеим сторонам столиками и вазами со свежесрезанными цветами. На стенах – картины, вдоль стен – старинные предметы искусства. Сара указала на большие дубовые двери по другую сторону лестничной площадки:
– Там ваша гостиная, мэм. А дальше библиотека.
– Библиотека? Я думала, она внизу.
– Да, мэм, главная библиотека внизу. А это ваша. – Абби с недоумением взглянула на Сару. – Хозяин говорит, у вас должны быть собственные комнаты. Пока в вашей библиотеке не очень много книг, но Себастьян сказал, что вы можете купить, сколько
– Какая потрясающая наглость! – возмутилась Абби. Бледно-голубые глаза Сары при этих словах широко раскрылись.
– Простите, мэм?
– Полагаю, мне предстоит обедать и спать наверху в одиночестве? – спросила она, не скрывая горечи, Щеки Сары слегка порозовели.
– Нет, мэм. Столовая находится на первом этаже, а спальня хозяина рядом с вашей.
Абби этого не ожидала и вдруг вспомнила, что дверь Из ее спальни ведет в соседнюю комнату. Находился ли он там, когда она проплакала почти всю прошлую ночь? Она быстро отвела глаза и, пытаясь взять себя в руки, сделала вид, будто рассматривает драгоценную китайскую вазу. Конечно, его спальня расположена рядом с ее. Она нужна ему только для рождения наследника. Так когда же ей следует ожидать этого события? До или после того, как он снова заговорит с ней? Ворвется ли он к ней. чтобы предъявить на нее свои права, как на дом, на комнату, на дверь? Спускаясь вслед за Сарой по парадной лестнице, Абби вынуждена была остановиться и поморгать, чтобы смахнуть горькие слезы отчаяния. Когда они спустились на первый этаж, Сара первая вошла в угловую комнату и вместе с Джоунзом стала суетиться у буфета. Себастьян, секретарь, сидел за большим круглым столом и пил чай. Абби обрадовалась, увидев Себастьяна: ей казалось, что хоть ему небезразлично ее самочувствие. Накануне вечером он дважды заходил к ней и выглядел очень озабоченным, когда она отсылала его прочь.
– Доброе утро, мистер Себастьян! – поздоровалась Абби. Себастьян приветствовал ее радостной улыбкой.
– Миледи! Вы выглядите вполне отдохнувшей после долгого путешествия, – сказал он, избегая упоминания о так называемой свадьбе и вечере, проведенном ею в одиночестве. – Сказать Джоунзу, чтобы налил вам чаю?
– А у вас, случайно, нет кофе? – Ах да, – заметил он. – Я слышал, что американцы предпочитают кофе. Абби села на стул рядом с Себастьяном, а Джоунз поставил перед ней кофе, тарелочку с тостами и вазу с фруктами.
– Я не коренная американка, сэр. Просто жила там несколько лет у тетушки, но родилась в Англии, недалеко от Йорка.
– Прошу прощения, мадам, – извинился Себастьян. – Из-за вашего акцента я все время забываю об этом.
– Ах да. Акцент, наверное, появился потому, что я очень давно не была в Англии.
Себастьян вежливо улыбнулся, а Абби глотнула горячего кофе. Она едва не поперхнулась – кофе был удивительно густым. Себастьян заговорил о восточном кофе. Через некоторое время Абби и секретарь уже вели непринужденную беседу и рассказывали друг другу разные истории.
– Сара сказала, что лорд Дарфилд уехал на весь день? – как бы между прочим спросила Абби.
Себастьян украдкой метнул взгляд в спину Джоунза.
– Он уехал в Брайтон, – с неодобрением ответил он. – Должно быть, на день или на два.
В Брайтон! Абби удивилась внезапно охватившему ее гневу и еще больше расстроилась.
– Он не предупредил о своем отъезде! – выпалила она. И тут же подумала, что Майкл сообщил ей о своем намерении жить в Брайтоне, а ее оставить в Блессинг-Парке.
– У хозяина в порту стоит корабль, там у него дела. Ему было необходимо поехать, – объяснил Себастьян.
Абби отодвинула вазу с фруктами и опустила голову, комкая на коленях салфетку. То, что он покинул ее на следующий день после свадьбы, привело ее в ярость. Он не только наглец, сноб и негодяй, но вдобавок еще и распутник! После десяти часов Абби заставила себя выйти из дома. Обдумывая свое положение, она решила, что лучше всего игнорировать эту проклятую ситуацию и вести себя как обычно. Она не может одна добраться до корабля, отплывающего в Америку, так что придется подождать возвращения его светлости – этого экзальтированного маркиза. А пока надо постараться сделать свое пребывание в Блессинг-Парке максимально приятным. Она возьмет за образец самый приятный период своей жизни – Америку. Четыре женщины вели хозяйство на маленькой ферме и пользовались такой свободой, которой не знала бы ни одна из них, если бы была замужем. Дни проводили в трудах, а вечерами собирались у очага и занимались разными нехитрыми делами. Они не принимали гостей, не ездили в город, не искали встреч с потенциальными женихами. Они просто жили. Мирно, свободно, не скованные никакими ограничекиями. Именно так она должна жить и здесь, если хочет выдержал, выпавшее на ее долю ужасное испытание. Абби шагнула на снег, покрывавший широкую подъездную аллею, смущенно отказываясь от помощи многочисленных слуг. Она представилась каждому из них, у каждого спросила имя. Они отвечали неохотно, опасливо переглядываясь. Тогда Абби спросила, какую работу они выполняют в поместье. В полном изумлении конюхи указали ей на конюшни. В конюшне они тоже обменивались встревоженными взглядами, когда Абби забиралась в стойла и беседовала с лошадьми. Землекопам, из любопытства сопровождавшим новоявленную маркизу, удалось ее убедить, что они не могут показать парк из-за глубокого снега. Они наотрез отказались отвести ее в оранжерею, клянясь, что Уитерз оторвет им головы, если они осмелятся войти внутрь. Тогда Абби настояла, чтобы ее проводили на псарню. Старший псарь с отчаянием наблюдал за тем, как быстро она подружилась с охотничьим псом, угодившим лапой в капкан. Хозяин велел усыпить собаку, сообщил псарь, но Абби даже слушать его не стала, и вскоре искалеченный пес уже следовал за ней по пятам. Проведя утро в компании животных и совершенно сбитых с толку и очарованных ею слуг, Абби решила посетить оранжерею самостоятельно. Она лишь посмеялась, когда ее умоляли быть поосторожнее, весело помахала слугам рукой и, пообещав вернуться целой и невредимой, зашагала по широким просторам зимней страны чудес, которая явно была садом, раскинувшимся на нескольких акрах. Войдя в оранжерею, она ахнула от восторга. Здесь цвелирозы, астры, герань, гардении и тюльпаны. Завороженная красотой, Абби погладила девственно-белую розу. – Эй вы! Не трогайте мои розы! – раздался грубый бас.
Абби обернулась и очутилась лицом к лицу с настоящим великаном. Он был безобразен, такого урода ей еще не доводилось встречать. На макушке его огромной головы торчал пучок седых волос. Маленькие, как бусины, глазки злобно смотрели на нее. Нос был таким же толстым, как губы. Он опирался на лопату руками, похожими на два окорока. Рубашка и жилет обтягивали бочкообразную грудь и выпирающий живот. Абби сразу его узнала; все эти годы она с нежностью вспоминала первого помощника капитана с отцовского корабля. У него всегда был суровый вид, но сердце большое, как океан.
– Уитерз! – в восторге воскликнула она и бросилась ему на шею.
Пораженный, Уитерз уронил лопату и отпрянул.
– Погодите, – ворчливо произнес он, отстраняя Абби. – Уитерз. Ты меня не узнаешь? Я Абигайль!
– Кто? – Он всмотрелся в ее лицо, и его толстые губы медленно расплылись в улыбке. – Будь я проклят. Малышка Абигайль? Гроза морей?
Абби смеялась и энергично кивала.
– Она самая! Ох, Уитерз, как же я рада тебя видеть! Обветренные щеки Уитерза покраснели.
– Это на вас женился лорд Дарфилд? – осторожно спросил он.
Абби вздрогнула.
– Э… да. Собственно говоря, на мне, – ответила она как могла весело.
– Ну, будь я проклят. Слыхал, что он женился, но понятия не имел… – задумчиво произнес он. – Никогда не думал, что доживу до этого. Никогда, – повторил он со смешком. – Когда вы были совсем еще ребенком, маркиз просто не выносил вас! Вы вечно приставали к нему, что правда, то правда. Не увези вас отец с корабля, он бросился бы за борт! – Уитерз рассмеялся.
Абби почувствовала, как кровь прилила к лицу. Услышать, что Майкл еще тогда презирал ее, было унизительно.