Любовь – это да!

Шинкин Анатолий Алексеевич

Забеспокоились все, начали пленку проматывать: китайцев искать. Нашли. Бегут, а рядом три гориллы. Китайцы даже не заметили, что грудь Марии Сергеевны с девятого до восемнадцатого размера подросла. Знай, косятся да слюной на бегу истекают.

Международное судейство в бутылку полезло, особенно один европеец пенился:

–– Цю справу нэ можно заховаты в долгу скрыню. Дисквалифицируемо!!!

Сволочь, но понять можно: пятый день без сала – абстиненция, неправильный стул и другие сопутствующие симптомы! Решили все-таки разобраться, как произошла

подмена. Промотали еще пленку, и все выяснили. Когда баобаб огибали, китайцы все еще слева, а мы уже справа, у обезьян неудержимо засвербело испытать спортивное счастье в марафоне, но дух оказался не силен, и очередной огибая баобаб, мы вновь оказались рука об руку с раскосыми братьями, а братья-приматы, умные, кстати сказать, ребята, уважаю; вернулись к здоровому образу жизни в тени векового дерева.

На пятнадцатый, примерно, день Мария Сергеевна, кстати, главбух нашего комбината, стыдливо отворачивая грудь и, поправляя на бегу бретельку лифчика, прокричала:

–– Ребята, беда: одежка расползается!

К счастью, скоро добежали, отворачиваясь от Марии Сергеевны, до промежуточного финиша. Из одежки на нас были трусы, у Марии Сергеевны еще спортивный лифчик. Во время бега соответствующие части тела протерли материю. Мы с Петром Олеговичем придерживали руками выпадающее, у Марии Сергеевны через дыры в топе, как темные глаза бедуина, смотрели соски, только не моргали.

Китайцы на наше бедственное положение поглядели, пошептались, порылись в рюкзачках, запасливая, блин, нация, уважаю, и выдали в обмен на нашу протертую экипировку новые трусы, а Марии Сергеевне лифчик. Мы от радости по плечам их хлопаем, в вечной дружбе клянемся, а они дырки на наших трусах изучают, рассматривают.

Короче, сделали мы всех в том марафоне. Обогнали и китайцев, благодаря китайцам, на пол корпуса, а, точнее, на высоту груди Марии Сергеевны, на которой и лопнула финишная лента.

Домой самолетом, чтобы не встречаться с братьями-славянами: либо кубок конфискуют, в компенсацию за пятисотлетнюю оккупацию, либо заставят "добровольно" на сало поменять. Хваткие ребята на чужое. Уважаю.

Выходим из аэропорта, кубок призовой перед собой катим, а на стоянке такси китаянка за столиким барахлом торгует, и лежат среди прочего трусы с гульфиком из жесткого брезента и спортивные топы девятого размера с накладками из крокодиловой кожи на сосках. Вот тебе и спортивная солидарность, блин!

Мы китайцам факс: «Как же так, ребята?! Нечестно, блин, во-первых, и схлопотать или, конкретно, огрести по полной можно, во-вторых!!!»

Они пошли навстречу: пригласили на очередной марафон Пекин – Барнаул, через Брест-Литовск, Каменец-Подольск и Ясную Поляну, с забегом в Гусь-Хрустальный; и пообещали накладки на лифчиках делать в форме глаз Марии Сергеевны, а на брезентовых гульфиках портреты в цвете – мой и Петра Олеговича.

Эпилог. Мария Сергеевна вскоре после забега родила двух прелестных узкоглазых мальчишек, эдаких восточных славян, шустрых и пронырливых, а во время крестин горячо убеждала нас с Петром Олеговичем, что китайцы на Востоке, как и французы на Западе – такие же братья-славяне, но я точно знаю: простых ребят среди славян не бывает, с каждым нужно держать ухо востро и следить за карманами.

Финишировать лучше самому

Мужики не менее чутки и ранимы,

чем женщины, и даже более,

потому что принято прятать

свои чувства за грубостью и цинизмом

А был бы ты умелым любовником,

Помог бы мужу, и пусть катится на рыбалку!

Я двинул ручку газа вперед, и тридцать лошадей «Вихря», сыто и мощно заурчав, быстро вытащили лодку на глиссирование и, перейдя на ровный сильный звук, помчали нас в ночную ловлю налима.

Осенний вечер заканчивался стремительно, и неподвижная вода перед лодкой темнела, теряла серебристость, сгущала серый цвет по мере нашего скольжения между высоких берегов, сплошь уставленных темными разлапистыми кедрами.

Увлеченный слаломом по извилистому фарватеру реки, я не сразу расслышал обращенный ко мне вопрос и повернулся к спутникам с легким недоумением:

–– Ну?

–– Сверни в залив, тряхнем сети на уху и наживку.

Вычертив изящный зигзаг по руслу, сбросил газ и подрулил к сети.

–– Глуши мотор, – Витек ухватился за кол, дождался, пока лодка потеряет инерцию и пошел руками по сетке, перехватывая верхний шнур. Вовчик, отгребаясь веслом, не давал лодке возможности помешать процессу.

–– Есть? – я начал закуривать.

–– Полно.

–– Много не набирай: пару щук на уху, сорожин штуки три, чтоб время не терять, а то дрова по светлому не заготовим. – Я потянулся, подвигался на сиденье, какое удовольствие: теплый вечер, неподвижный воздух и тишина. – Заснули?

–– Щука не выпутывается. Вовчик, попробуй.

Вовчик аккуратно уложил весло вдоль борта, перехватил у Витьки щуку, коротким рывком выдернул сеть из пасти и бросил рыбину в ведро:

–– Поехали. Два поворота осталось.

Мы не первый раз рыбачим втроем, и нам не нужно лишних споров и разговоров, чтобы обустроить стоянку. Стаскиваем к берегу сушняк, кряжуем стволы «Дружбой» по два метра, неподалеку нашелся недавно свалившийся кедр, разрезали и его, быстро зажгли костер, и только тогда занялись закидушками и насадками.

Ловля налима, чаще всего, занятие неблагодарное: то ли налимов мало, то ли мы не очень хорошие рыбаки, но улов редко превышает пяток-десяток некрупных – до килограмма – голов.

Витек, на моей памяти, не только не поймал ни одного, но даже и поклевки не видел. Смысл рыбалки в другом: посидеть, поболтать у костра теплой ночью, выпить немного – принципиально не брали больше одной бутылки, – поесть ухи.

Снасть – закидушка – длинная леска с крючками-двойниками и грузилом на конце. Насадка – продолговатые кусочки рыбьего филе от сороги или язя.