Любовь – это яд
Шрифт:
— О чем ты?
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Это было очень некрасиво по отношению к ней, и ты не должен был так поступать! Она тебе ничего плохого не сделала.
— Пусть лучше разочаруется и оставит меня в покое. И после этого и мне будет спокойнее, и она не будет из-за меня расстраиваться. Всем будет так лучше.
— Лучше от этого будет только тебе.
— Я не хочу ругаться, тем более из-за Марины.
— Хорошо, тогда поговорим в другой раз, а сейчас я на тебе очень злая, так что иди домой.
Адам нахмурился и вышел из дому, хлопнув дверью. Девушка еще минуту стояла в прихожей, возмущенная поведением друга, а потом тоже с психом
В среду Влада прошла осмотр у терапевта и ей продлили больничный до конца недели. На улице до сих пор шли дожди и Владлена оставила дом бабушки, вернувшись в город. В квартире девушка навела порядок, приготовила обед и позвонила Ксении, чтобы узнать последние новости.
Екатерина Федоровна уехала в отпуск на месяц и теперь замещала начальницу ее старшая дочь, от которой по правде говоря, не все были в восторге. Владе, как и остальным сотрудникам выдали квитанции с щедрыми выплатами и дополнительными премиями, что несказанно обрадовало абсолютно всех.
— Посмотрим, может быть, и я тоже возьму отпуск. Поедем с мамой на море. Пусть немного подправит здоровье, — Влада вошла в комнату матери, чтобы положить в тумбочку квитанции по счетам. — А что там тетя Люда? Не оставила еще ночную смену?
Девушка открыла шкафчик и увидела внутри ксерокопии документов с логотипом компании, в которой работала мама. Девушка взяла бумагу в руку и неспешно принялась читать, стараясь одновременно понять, о чем говорит ей Ксюша.
— Тетя Люда сказала, что будет работать вплоть до отпуска, а потом договорится с начальством о переводе в другой корпус. Должность то не официальная, по документам все чисто, так что только по договоренности.
Влада внимательно читала заявление, написанное мамой об отпуске за свой счет и приложенную к нему справку о больничном. Указанные там числа привели девушку в ступор, поскольку Влада хорошо помнила, что именно в эти дни мама уезжала в командировку с начальником и ее не было дома около недели.
— Влада, ты слышишь меня?
— Да, извини, ко мне пришли гости, я тебе позже перезвоню, ладно? Прости пожалуйста.
— Хорошо, проблем нет. Спокойной ночи.
— И тебе тоже.
Влада села на пол у кровати матери, еще несколько раз перечитав документы и снова взглянув в календарь. Она была права, по числам все совпадало.
— Не понимаю… откуда взялся этот больничный? И что еще за отпуск за свой счет? Если мамы не было на работе все это время, как и дома, то где же она была? И почему я не в курсе?
Девушка встала и начала нервно ходить по комнате из одного угла в другой.
— Может… — Влада закрыла рот одной рукой, нахмурившись. — Если бы у мамы появился мужчина, она бы мне сказала… или не сказала, не зная, как я отреагирую? Нет, это точно бред. А может быть, что — то случилось? Чего я не знаю?
Девушка села на кровать и еще долго сидела в тишине, прислушиваясь лишь к тикающим на комоде часам. Однако ответа на свои вопросы она так и не нашла, и сомневалась, что сможет что-либо выпытать у матери или бабушки, которые, как она была уверенна, определенно не собирались ей рассказывать правду. Тогда Владлена решила, что узнает все сама и сможет прижать мать к стене, чтобы узнать, что та от нее скрывает.
6 ГЛАВА
В мертвой тишине еле слышно тикали часы, висящие на стене. Закрытые занавеси придавали гостиной таинственный полумрак, который, как казалось Владлене, буквально сковывал ее и мешал вдохнуть воздух полной грудью. Она долго разглядывала свои
Она боялась посмотреть на мать, глядящую на нее со скорбью и сожалением, на бабушку, в глазах которой читалось раскаяние и стыд. Эти женщины были ее семьей и смыслом жизни, самыми родными и близкими, единственными, кто ее любил и кому она была нужна. И они врали. Долгие восемь месяцев мать молчала о своем самочувствии каждый раз на ходу сочиняя новые небылицы. А бабушка, которая догадывалась о состоянии дочери так и не решилась поделиться своими опасениями с внучкой. Почему? Потому что они считали ее слишком молодой и легкомысленной? Ранимой и слабой? На эти вопросы девушка знать ответа не хотела и ни разу не задала этих вопросов вслух.
Любовь Владимировну трясло, словно в состоянии озноба. Она чувствовала, как ее бросало в жар, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Когда ей позвонил лечащий врач и сообщил о том, что в больницу приезжала Влада, чтобы попытаться разузнать о состоянии матери, женщине стало нехорошо. Она прекрасно знала характер своей дочери. Влада всегда добивалась того, чего хотела и, если ставила себе цель, ее уже невозможно было остановить.
Врач конечно, ничего не рассказал под предлогом врачебной тайны, но ксерокопии, оставленные ей собственноручно в тумбочке спальни, стали для нее точкой невозврата. Любовь не знала, как начать и что сказать, но понимала, что скрывать свое состояние больше не могла. Да и не хотела врать единственной дочери. Однако женщина считала, что это была вынужденная мера, поскольку она видела, как сильно переживала Влада смерть отца и боялась потерять и мать. Так как же она могла сказать, что игнорировала свое здоровье и плохое самочувствие до того, что теперь умирала? Как могла сказать, что узнала на позднем сроке о том, что больна лейкозом?
После разговора с дочерью, Люба решительно взялась за себя и взяв отпуск, поехала в хорошую клинику в Санкт-Петербурге, где начала лечиться. Женщина искренне верила, что сможет побороть свою болезнь ради дочери, которая стала для нее сильнейшим стимулом жить дальше. Разумеется, она понимала, что должна была рассказать Владе правду, но надеялась, что скажет лишь тогда, когда ей будет намного лучше и легче, чтобы не волновать дочь и уверенно заявить, что самое страшное теперь позади. Но не вышло.
Александра переводила взгляд с дочери на внучку, и сама, впервые не зная, как обратиться к девушке, осознавая, что та очень зла и обижена на нее за обман. Она знала, что именно сейчас испытывает девушка, ведь когда-то ей пришлось пережить почти такую же ситуацию. А потому слова здесь были пустыми и лишними. Люба же чувствовала свою вину перед Владой и сердце Александры разрывалось от боли за единственную дочь, которая своими же руками довела себя до такого состояния. И ее поступки, и причины этому она также понимала.
В тот день, когда Люба потеряла Стаса она перестала жить, ее душа умерла и Люба неосознанно тянулась к супругу в могилу, убивая себя. Она никогда об этом не говорила, но Александре Сергеевне не нужны были никакие слова. Она все прекрасно видела и чувствовала по глазам дочери, но вывести ее из этого состояния за три года так и не смогла, за что по сей день винила себя.
— Влада, скажи что-нибудь? Не молчи, — попросила Любовь Владимировна и хотела встать с дивана, чтобы подойти к дочери, но девушка отрицательно замахала головой.