Любовь и ежики
Шрифт:
— К любовнице своей и уехал, — сказала Мариша. — Советоваться, как ему дальше с Юлькой быть.
— Похоже на то, — согласилась Инна. — Знаешь что, Мариша, приезжай ко мне. Нам тоже есть о чем посоветоваться.
— Уже еду, — сказала Мариша. — Буду минут через пятнадцать, если в пробке не застряну.
Глава шестая
А предоставленная мужем самой себе Юлька замерла возле входной двери и обдумывала, как ей лучше воспользоваться неожиданно доставшейся свободой. Уже одна мысль о том, что можно пройтись по улице и подышать сладостным свежим воздухом, возбуждала ее. И Юлька быстро оделась и решила, что, пока ее Павел где-то проветривается, сама она пройдется по улицам и постарается составить план будущего
— И поговорить нам с ним есть о чем, — бормотала Юлька, бредя по улице. — Должен он в конце концов объясниться по поводу своих жен. Мы ведь с ним теперь супруги, и у нас не должно быть тайн друг от друга.
Но как вывести Павла на этот разговор, никого не подставив, Юлька не представляла. А выдавать подруг ей не хотелось по той простой причине, что ее, Юлькино, собственное чутье подсказывало: в истории с Павлом есть еще много пугающих неясностей.
Погуляв по холодным улицам около получаса, Юля вполне удовлетворила свою страсть к свободе и решила, что подумать обо всех странностях Павла она с тем же успехом сможет и сидя в теплой кухне. Вернувшись домой, она замесила тесто, сделала начинку, и к тому времени, когда испеклась первая порция пирожков, домой вернулся Павел. Учуяв аромат теста, он сразу подобрел лицом и смачно чмокнул Юльку в макушку.
— Прости меня, а? — заглядывая ей в глаза, попросил он. — Характер у меня ужасно вспыльчивый. Но я буду с этим бороться. Клянусь тебе. А куда ты выходила?
— По улицам прошлась, — ответила Юлька. — Мясо для начинки купила.
Она ожидала очередного взрыва негодования, предположений, что у нее роман с мясником, но взрыва не последовало. Павел и в самом деле исправлялся. Он стянул с тарелки пару пирожков и удрал на диван к телевизору, оставив Юльку в одиночестве допекать пирожки. И пока она их пекла, у нее было время поразмыслить, какой из двух Павлов ей нравится больше. Но как бы там ни было, на следующий день с Юльки сняли домашний арест. И утром она отправилась в продуктовый магазин самостоятельно. Павел еще спал, когда Юля ушла. По магазинам она проходила несколько дольше, чем предполагала. Неожиданно ей на трубку позвонил Павел.
— Золотко, ты где? — осведомился он.
— Я же оставила тебе записку возле кровати, — удивилась Юлька.
— Никогда так больше не делай, — посуровел Павел. — То есть не уходи из дома, не предупредив меня.
— Но я же перечислила, чего у нас дома нет, и объяснила в записке, что я пошла в магазин. Будить тебя мне не хотелось. А нам нужно много всего купить.
— Смотри не надорвись, — участливо сказал Павел.
— А ты встреть меня, — лукаво произнесла Юлька.
— Рад бы, но не могу, — ответил Павел. — У меня тут образовалось одно маленькое дело. Извини, мне придется тебя оставить на пару часов.
— Да?! — расстроилась Юлька.
— Сама виновата, я же предлагал тебе ехать на море отдыхать, — усмехнулся Павел. — Там я бы принадлежал тебе безраздельно. А теперь пеняй на себя. Но я скоро вернусь. Целую и бегу.
— А ты завтракал? — встревожилась Юлька. — Я собиралась вернуться и накормить тебя.
— Уже не успеешь, — сказал Павел. — Потому что я звоню тебе не из дома. Я уже полчаса как уехал. Все, целую, пока!
И Павел отключил трубку. В парадном Юльке почему-то первым делом бросились в глаза почтовые ящики. Обычно всю корреспонденцию доставал Павел. Юля не протестовала, адрес Павла она дала всего паре-тройке человек, которые ни за что не стали бы слать ей сюда письма. Обычно Юлька возвращалась домой всегда под руку с Павлом, который и осматривал свой почтовый ящик. Но на этот раз Павла рядом не было, а в его ящике что-то соблазнительно белело. Должно быть, утром Павел так торопился уйти из дома, что даже не поинтересовался почтой.
Юля немного постояла возле ящика, раздумывая, открывать его или не стоит. Вернее, прикидывала она совсем другое: удастся ли ей обвести вокруг пальца Павла и узнать, кто ему пишет, не выдавая себя. Наконец Юлька решилась. Почтовые ящики в этом элитном доме странным образом были снабжены весьма хлипкими замками. Наверное, подразумевалось, что респектабельные жильцы не станут тырить друг у друга газеты и журналы.
А может быть, расчет был на консьержку. Но на нее-то как раз рассчитывать и не стоило. Ее комнатка находилась в таком положении относительно почтовых ящиков, что увидеть их старушка могла, только оторвавшись от просмотра очередного мыльного сериала. А такого консьержка на памяти Юльки не совершила ни единого раза.
— Игра стоит свеч, — пробормотала Юлька себе под нос.
Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто не заметит ее маневра, Юлька приставила большой палец правой руки вплотную к вогнутости замка, нажала и, не отпуская, повернула палец на девяносто градусов. Крышка почтового ящика открылась, и Юлька с любопытством заглянула внутрь. Там лежала одна газета с бесплатными объявлениями и один белый конверт, который Юлька, не задумываясь, извлекла из почтового ящика.
Читать письмо тут было слишком рискованно. В любой момент мог появиться Павел, досрочно освободившись от своих дел. Поэтому Юлька, закрыв ящик тем же манером, каким и открыла его, со своей добычей помчалась наверх. Оказавшись в относительном укрытии квартиры, Юлька первым делом проверила, не пришел ли муж или действительно ли он ушел. Но нет, Павел и в самом деле ушел и еще не возвращался. И Юлька, поставив полупустой чайник на плиту, принялась осторожно изучать конверт.
Конверт сказал Юльке не слишком много. Адреса отправителя не было. Просто конверт, на котором был написан адрес Павла и лаконично прибавлено «Павлу Аистову лично». Чайник наконец загудел, пришло время вскрывать письмо. Подержав пару минут конверт над паром, Юльке не без некоторых усилий, но все же удалось отделить одну клейкую полоску от другой. И она с жадностью поднесла исписанный неровным почерком листок к глазам. Первая же строчка поразила ее в самое сердце.
«Павел, любимый, только к тебе я могу обратиться за помощью, — заговорило письмо со страниц женским голосом. — Ты знаешь, у меня нет никого, кто был бы ближе и родней тебя, кроме нашей с тобой дочери. И я очень прошу тебя, если со мной случится что-то плохое, позаботься о ней. Не дай ей испить сиротскую долю. Не забудь ее. Думаю, что, когда ты будешь читать эти строки, меня уже не будет в живых. Поэтому можешь считать мою просьбу насчет Танюшки моим предсмертным наказом. И ты, и я верим, что мы предназначены судьбой друг для друга. Придет и твой черед, и я строго спрошу с тебя, если ты не позаботишься о нашей дочери».
— Так, час от часу все интересней и интересней получается, — пробормотала шокированная Юлька. — Вроде бы у Павла, по словам Инны, был только сынок от первого брака. А теперь, оказывается, еще и дочка какая-то вырисовывается. Да еще в придачу и ее мамаша — женщина Павла, и она тоже на тот свет собирается, как и прежние жены. Странные совпадения, ох, странные.
И, сделав это заключение, Юлька продолжила читать письмо, которое ей нравилось с каждой минутой все меньше и меньше. Из письма она узнала, что мать маленькой Тани оставила все свое имущество дочери, назначив законным опекуном Павла — отца Тани. Но Юльке не давал покоя вопрос, почему эта молодая и явно влюбленная в ее мужа женщина собралась умирать. И Юлька продолжала читать письмо.
«Вот уже больше двух недель я чувствую за собой его пристальное наблюдение, — ответило ей письмо. — Ты знаешь, о ком я говорю. Я точно знаю: это может быть только он. Тот человек, который поклялся отомстить нам с тобой за то, что мы сделали с его жизнью. Ты говорил мне, что это чепуха, но это не чепуха. А еще ты говорил, что тебя больше беспокоит тот человек, который винит нас в смерти своей дочери. Помнишь, он поклялся страшной клятвой, что заставит меня страдать так, как страдала его дочь, а потом убьет. И вот время пришло. Я чувствую это. Либо один, либо другой вот-вот придут за мной. И я чувствую также, что опасность грозит пока только мне одной. Ты, мой любимый, пока еще в безопасности, и я уверена, что успеешь скрыться. И я счастлива уже тем, что сохраню тебе твою жизнь, хотя бы ценой своей собственной. Прощай, твоя вечно любящая тебя Ветка».