Любовь и зависимость
Шрифт:
Нэнси — первая женщина Гая, с которой он когда-либо жил. Его отношения с ней трудно понять, настолько различны их склонности, но это, кажется, работает. Нэнси более эмоционально экспрессивна, чем Гай, и значительно более энергична и общительна. Она — достаточно зрелая личность, чтобы серьезно относиться к своим личным отношениям; это, возможно, их главная общая черта. Уверенная в своей способности привлекать людей (как любовников, так и друзей), она входит в устойчивую группу компаньонов, которые столь же важны в жизни пары, как и друзья Гая. Когда она хочет выйти и сделать что-либо, она не зависит от Гая в осуществлении этого намерения. Она планирует что-то со своими друзьями, и оставляет Гая дома смотреть телевизор, если таков его выбор. Они иногда ссорятся, так как Нэнси обеспокоена тем же самым, что беспокоило в Гае других женщин. Однако, последовательные взаимные уступки демонстрируют,
В общем, рост Гая был отмечен увеличением самообладания, но также, возможно, и усилением фатализма. Самопознание, которого он достиг, очевидно, не было тем, которое может дать ему более широкие взгляды и большую власть в мире. Вместо этого, он умерил свои требования к жизни, и его личность и привычки Приобрели некоторые обычные атрибуты взрослости.
Теперь он менее открыт и уязвим перед своими друзьями. Признав, что ни одни отношения не смогут дать ему всего, в чем он нуждается, он принялся заполнять свое время хобби, в которых Нэнси не участвует, например, игрой в карты. Скорее эти хобби, чем экзистенциальная тоска, стали темой его взаимодействия с друзьями. Он — более приятный, добрый человек, чем был прежде, но также и менее возбуждающий, поскольку то, что делало его таким, было в значительной степени проявлением его незрелости. Неаддиктивный идеал возбуждения вместе со зрелостью — это то, за что он, возможно, никогда на перестанет бороться.
Случаи Энн и Гая показывают, что человек может привносить аддиктивные тенденции во множество последовательных или одновременных отношений. Из этих примеров, тем не менее, мы можем сделать вывод, что промискуитет не является естественным состоянием для межличностного аддикта. Энн и Гай, во всяком случае, пришли к традиционно устойчивым отношениям, и их истории показывают, что это именно то, что они всегда искали.
Многочисленные сексуальные контакты (по крайней мере, как открытый и распространенный феномен) появились в среде среднего класса относительно недавно. Они представляют собой производную от паттернов низшего и привилегированного классов, где временные, но страстные отношения встречаются чаще. Этот изменчивый стиль объединения в пары, придя из молодежной культуры (вместе с наркотиками и хипповскими манерами), стал частью общественного мейнстрима. Это дает многим индивидам серию временных опор в хаотичном мире, но глубинное желание представителя среднего класса найти постоянную связь все еще остается сильным. Когда такой поиск успешен, как иллюстрируют случаи Энн и Гая, связи имеют тенденцию основываться на чем-то другом, кроме сексуальной привлекательности.
Хотя это объединяет Энн и Гая, как любовники они на первый взгляд вроде бы играют различные роли. Гай активно заманивал женщин, в то время как Энн была пассивно ведома обстоятельствами и судьбой. Это различие — больше кажущееся, чем реальное, потому что Гай также был объектом эксплуатации, даже когда эксплуатировал других. Это состояние не является чем-то необычным для аддикта. Нечто подобное роли Гая также часто играется и женщинами. Сибил, как и Гай, имела вереницу любовников, будучи неспособной управлять собой. Ее случай показывает, что женщина — не всегда пассивный партнер в аддикции, и что аддикт типа "Дон Жуан" — не всегда мужчина. В реакции на свое отчаяние Сибил была гораздо более манипулятивной, чем Энн, и даже чем Гай. Однако, она отличалась от обоих таким отделением от своей потребности в любви, что искала мужчин лишь для того, чтобы заполнить свободное время и забыться, что и является наиболее универсальным компонентом аддикции.
Сибил, родившаяся в сельском районе Западной Англии, изучала в университете реставрацию исторических ценностей. Она приехала в Лондон практиканткой на проект городской перестройки. Но прежде, чем определенно решиться принять предложение, она заставила своего работодателя ждать в течение нескольких месяцев. Эта же самая нерешительность, загадочная для человека ее способностей, распространялась и на ее неистовую личную жизнь. Никогда не проводя свободное время одна, Сибил ходила куда-нибудь каждый вечер: или на свидание с мужчиной, или поиграть в теннис или волейбол с друзьями. Она имела плохо подобранный ассортимент друзей-мужчин, обычно не столь ярких, как она, которые во многих случаях чувствовали себя ниже нее. Со своей стороны, Сибил открыто выражала им свое неуважение, но, тем не менее, продолжала с ними встречаться. Ее язвительные замечания об отдельных мужчинах никогда не перерастали в более широкое осознание паттерна, которому подчинялась ее жизнь. "Я только позволяю этому случиться", — говорила она о своих романах.
Любовниками Сибил становились те мужчины, которые желали выносить такое обращение в течение достаточно длительного периода времени. Она была доступной для всех, избегая обязательств по отношению к кому бы то ни было. Большинство этих мужчин, само собой разумеется, сексуально заигрывали с ней, и Сибил, само собой разумеется, принимала их предложения. Тот единственный, с которым она, по ее словам, не "спала" (очевидно, потому, что он не просил об этом), был тихим, интеллектуальным парнем. Друзья думали, что он был особенной и, как ни странно, долгосрочной романтической привязанностью Сибил. Когда ее спрашивали, чувствовала ли она особую близость к кому-то из своих любовников, она, казалось, не понимала вопроса. Каждый из них просто служил ей ночной дозой.
В своей личной жизни, как, впрочем, и где бы то ни было, Сибил ни в чем не могла разобраться. Пассивность и нерешительность вели ее по жизни; она была похожа на зрительницу своего собственного существования. Если она демонстрировала проблески понимания происходящего, то ее манера говорить была отстраненной. Разговор становился интересным, только принимая форму поверхностной игры словами. Ни сама Сибил, ни люди, с которыми она общалась, не придавали большой важности тому, что она говорила — часто бессмысленным или противоречивым высказываниям. В период рабочих волнений в строительной индустрии местная газета взяла интервью у некоторых молодых профессионалов из правительства и промышленности (в том числе у Сибил), которые, как думалось, заполнят идейную брешь между интересами рабочих-строителей и бизнеса. Одобрив позиции профсоюзов по всем вопросам, Сибил под конец выразила полностью противоположное мнение, сказав, чтобы она рада тому, что администрация побеждает. "Конечно, хорошо, что им (рабочим) не позволяют делать того, что они хотят", — заключила она. "Иначе где бы мы были?".
Сибил не стала разрешать противоречий между ценностями своего традиционного семейного окружения и молодой, свободной компании, частью которой стала в Лондоне. В наборе убеждений и мнений, которые она почерпнула и здесь, и там, она не выделяла тех, которые были бы действительно ее собственными. Вообще сексуально активная, она резко становилась целомудренной всякий раз, когда ее мать, строгая фундаменталистка, приезжала к ней с длительным визитом. Однако, это не было настоящей жертвой для Сибил, так как она, казалось, и не ценила секс (друзья находили ее манеры отчетливо асексуальными). Присутствие матери обеспечивало ей стабилизирующий фактор, ко-
торый она, будучи предоставлена самой себе, искала в мужчинах. Более того, она даже выражала согласие со взглядами своей матери — ярой противницы добрачного секса. В водовороте своего беспечного и рассеяного существования, она внутренне тосковала по репрессиям.
Подозрительно учтивая для своей семьи и необъяснимо поверхностная для коллег, Сибил оказалась в роли интеллектуалки, для которой имела необходимые способности, но ни малейшей склонности. Это было похоже на то, как если бы девочке с фермы трансплантировали одну часть мозга, дав ей знания городского архитектора, но не обеспечив ни одним из сопутствующих интересов или привычек. Сибил очень хотела заниматься чем-нибудь другим, но не могла собраться с силами, чтобы покончить со своей профессиональной жизнью, пока была возможность оставаться в подчиненном положении, а главные решения принимались кем-то старшим.
Всякий раз, сидя в одиночестве — например, пробуя читать — Сибил скоро начинала чувствовать напряжение. Энергия, которую она производила в своей безостановочной социальной жизни, становилась невыносимой разрушительной силой, если направлялась на ее собственное уязвимое существо. Так что она всегда "собиралась вместе" с кем-то другим. Это только отодвигало ее еще дальше от соприкосновения с работой и самой собой, и вызывало дополнительную тревогу. И она опять искала спасения в том единственном направлении, которое знала — в злоупотреблении людьми. Закончив интернатуру, она вышла замуж за одного из своих друзей, с которым у нее до этого не было сексуальных контактов. При его поддержке она отказалась от своей карьеры, продолжая круговорот социализации, каковой была вся ее жизнь. Никто не был достаточно близок к ней — даже она сама — чтобы поговорить с ней о том, представляла ли она себе свой брак как выражение любви.