Любовь искупительная
Шрифт:
Истины Божьи. Что это такое, истины Божьи? Следующим утром они уехали. Море Сара не увидела даже мельком.
Когда они приехали домой, мама старалась вести себя так, будто все в порядке, но Сара догадывалась, что происходит что–то ужасное и непоправимое. Перед домом стояло множество коробок, а мама упаковывала вещи.
— Мы едем в гости к твоим дедушке и бабушке, — весело проговорила мама, но ее глаза смотрели безжизненно. — Они же ни разу тебя не видели. — Она сказала Хлое, что ей будет очень ее не хватать. Хлоя просила ее не расстраиваться. Они с Бобом, скотником,
Посреди ночи Сара проснулась. Мамы не было на кровати, но Сара слышала ее голос. Она пошла на его громкий звук и попала в гостиную. Окно было открыто, и она выглянула на улицу. Что мама там делает среди ночи?
Луна ярко освещала сад, и Сара сразу увидела маму, которая склонилась над цветочными кустами в своей белой сорочке. Она обрывала цветы. Куст за кустом, она выдергивала растения и разбрасывала их в разные стороны, рыдая и что–то судорожно говоря. Подняв нож, она встала на ноги и подошла к другому кусту. Вновь опустившись на колени рядом со своими любимыми розами, она начала срезать их, одну за другой. Все до единой.
Закончив, мама согнулась и сидела так, скорчившись, покачиваясь и всхлипывая. Нож по–прежнему был в ее руке.
Сара опустилась на пол и спряталась в темноте, закрыв голову руками.
Весь следующий день они провели в дороге, ночью спали в комнате маленькой гостиницы. Мама почти ничего не говорила, и Сара лишь крепче прижимала к себе свою куклу. В комнате была только одна кровать, и Саре пришлось спать, прижавшись к маме, чему она была очень рада. Проснувшись утром, она увидела, что мама сидит у окна, перебирая четки и молясь. Сара прислушалась, не понимая, к единственной фразе, которую она без конца повторяла.
— Прости меня, Господи Иисусе, я сама во всем виновата… Меа culpa, mea culpa — моя вина, моя вина. — Весь следующий день они опять провели в дороге и наконец приехали в город. Мама была сосредоточенной и бледной. Она причесала Сару, пригладила одежду на ней и поправила ей шляпку. Взяла ее за руку, и они пошли по дороге. Шли очень долго, пока, наконец, не пришли на улицу, засаженную деревьями.
Подойдя к белому забору, они остановились у ворот.
— Боже, пожалуйста, пожалуйста, помоги им простить меня, — шептала мама. — О, Господи, пожалуйста…
Сара посмотрела на дом. Он был не большим, не намного больше их дома, но ей очень понравилась веранда и цветочные горшки на подоконниках. Кружевные занавески завершали картину. Все увиденное показалось ей привлекательным.
Они подошли к двери, мама глубоко вздохнула и постучала. На стук вышла седая женщина небольшого роста.
На ней было сатиновое платье в мелкий цветочек и белый передник. Она все смотрела и смотрела на маму. Ее глаза наполнились слезами.
— О, — только и смогла произнести она. — О, Господи…
— Я вернулась домой, мама. Пожалуйста, позволь мне остаться.
— Это не так просто. Ты знаешь, что это совсем не просто.
— Мне некуда больше идти, — сказала мама. Женщина взглянула на Сару.
— Не стоит даже спрашивать, чей это ребенок, — проговорила она с грустной улыбкой. — Она очень красива.
— Пожалуйста, мама.
Женщина открыла дверь шире и впустила их. Они прошли в небольшую комнату, всю заставленную книгами.
— Подождите здесь, пока я поговорю с твоим отцом, — сказала женщина и вышла. Мама ходила, нервно заламывая руки. На несколько секунд она замерла, прикрыв глаза. Ее губы шевелились. Женщина вернулась с совершенно белым лицом: казалось, на нем добавилось морщин. По ее щекам текли слезы. — «Нет», — горько сообщила она. Одно слово. Только одно. «Нет».
Мама шагнула к двери, но женщина остановила ее.
— Все, что он скажет, только ранит тебя еще больше.
— Ранит? Разве что–то сможет ранить меня еще больше, мама?
— Мэй, пожалуйста, не надо…
— Я стану умолять. Я брошусь на колени. Я скажу, что он был прав. Он был прав.
— Это не поможет. Он сказал, что его дочь умерла. Мэй побежала к двери.
— Я не умерла! — раздался ее крик.
Женщина попыталась удержать ее. Она быстро пошла следом, плотно прикрыв за собой дверь. Сара осталась одна и сидела, прислушиваясь к доносящимся голосам.
Через несколько минут мама вернулась. Ее лицо было очень бледным, но слезы уже высохли.
— Вставай, дорогая, — сказала она хмуро. — Мы уходим.
— Мэй, — заговорила женщина. — О, Мэй… — Подойдя, она что–то вложила ей в ладонь. — Это все, что у меня есть.
Мама не произнесла ни слова. Из соседней комнаты донесся раздраженный, требовательный голос.
— Мне нужно идти, — быстро проговорила женщина. Мама кивнула, и они вышли за дверь.
Дойдя до конца зеленой аллеи, Мэй разжала ладонь и взглянула на купюру, которую дала ей мать. Криво усмехнулась. Опять взяла Сару за руку, и они двинулись дальше. Слезы ручьем текли по ее щекам.
Мама продала свое кольцо с рубином и жемчуг. На эти деньги они смогли прожить какое–то время в гостинице. Вскоре мама продала музыкальную шкатулку, и еще некоторое время они довольно прилично жили в недорогом пансионе. Когда деньги закончились, мама попросила Сару отдать хрустального лебедя. На полученные от продажи средства они достаточно долго снимали захудалую меблированную комнату в сомнительном районе, пока в конце концов маме не удалось найти лачугу недалеко от нью–йоркского порта и снять ее.
Наконец, Сара увидела море. В воде плавало множество мусора. Но даже не смотря на это, она очень полюбила море.
Иногда она сидела на причале. Ей очень нравился пропитанный морем воздух и корабли, которые заходили в порт для разгрузки. Ей нравилось, как шумят волны, разбиваясь о пирс, нравились крики чаек над головой.
В порту было множество матросов из разных стран. Некоторые из них приходили в гости к маме, и в такие дни Сару просили пойти погулять. Матросы никогда не задерживались слишком долго. Некоторые, похлопав Сару но щеке, говорили, что вернутся, когда она немного подрастет.