Любовь как закладная жизни
Шрифт:
— Это Соня, надо ее укачать, а то и Артема сейчас разбудит.
Все почему-то посмотрели ей вслед, наблюдая за тем, как из машины показалась женщина среднего возраста, видимо няня детей, и легко покачивая, с извиняющейся улыбкой, адресованной Карине, пыталась успокоить младенца, укутанного в теплый конверт бледно-розового цвета.
— Соня совсем не любит, когда машина стоит, — со смешком пояснил им Соболев, наблюдая, как его жена забирает ребенка у няни. — Сразу начинает плакать и будит брата. А если они оба заголосят — попробуй их успокоить, еще час нам покоя
Вячеслав только кривовато улыбнулся, про себя костеря в уме и Соболева, и его жену, и их наследников. Потому как Бусинка в его руках совсем заледенела. И он подразумевал под этим не ее реакцию на весеннюю погоду. Малышка вцепилась руками в его свитер и тайком, кажется, даже не дыша, чуть привстав на носочки, следила за Кариной, словно впитывала в себя каждый жест, каждое дыхание матери и малышки на ее руках. Федот, что подошел ближе едва Карина отошла, и тоже заметил, что с Агнией не все нормально с намеком глянул на Вячеслава, предлагая отвлечь Бусинку притихшей Моней.
— Наверное, мы поедем таки, чтоб и вас не держать на холоде, да и Софья что-то не успокаивается, — чуть нахмурившись, заметил Соболев.
Но Вячеслав не успел никак отреагировать ни на предложение друга, ни на замечание Кости: Бусинка, продолжающая наблюдать за Кариной, которой никак не удавалось упокоить дочку, вдруг отодвинулась и ничего не говоря, направилась в ее сторону. Дошла, пока они втроем пытались понять — стоит или нет ее остановить? И чуть улыбнулась Карине, будто извиняясь или спрашивая разрешения.
Вячеслав уже почти дернулся, чтоб вернуть свою девочку. Не то, чтоб он не доверял жене Соболева. Нет. Просто Карина была сделана совсем из другого теста, чем его Бусинка. Да и между ними точно наблюдалось какое-то напряжение. Меньше всего Вячеслав хотел бы, чтоб Агнию кто-то расстроил.
Но и к его, и к удивлению самого Соболева, все еще стоящего рядом, на лице Карины лишь промелькнула тень какого-то сомнения, а потом она немного отклонилась, словно позволяя и Агнии склониться над плачущим на ее руках ребенком.
— Ну что ты, маленькая, — вдруг заворковала его жена, легко поглаживая одеяло там где, наверное, была укутана ручка дочки Соболевых. — Не плачь, малышка. Ты зачем грустишь? Тебя все любить, заботиться будут, баловать девочку маленькую. Не плачь, не буди братика.
Вячеслав никогда не слышал, чтобы Бусинка с кем-то говорила таким тоном. Чтобы смотрела так. Он замер, впитывая всем телом каждую черточку ее лица и звук голоса своей жены.
Замерла, притихнув, и малышка, видно сбитая с толку незнакомым ей голосом.
А Агния, будто совсем решив выбить сегодня дух из Вячеслава, вдруг наклонилась еще немного ниже и тихо-тихо запела:
— «Гойда, гойда, гой, ніченька іде
Діточок малих спатоньки кладе.
Під вікном тремтить вишенька мала,
В хатку проситься, бо прийшла зима.…»
Вячеслав и захотел бы, сейчас не смог бы уже сдвинуться с места. Он понятия не имел, что там делала дочка Соболева, а сам Вячеслав просто слушал. Он не дышал, не видел
За его спиной напряженно замер и Федот, так же знающий, какой проблемой для Агнии был вопрос пения. И только Соболев, определенно заметивший по ним, что не все обычно и нормально, кажется, не мог понять, что же именно заставило их напрячься.
Пока Бусинка пела свою колыбельную, Карина продолжала тихонько укачивать дочку, которая если и не заснула, то отвлеклась от плача точно. И даже принялась зевать, поддаваясь напеву Агнии и мерному качанию рук матери.
— Что ж, я не могу не признать, что Карина права — у твоей жены потрясающий голос. Надеюсь, ты пришлешь нам билеты на ее следующий концерт? — тихо, чтобы не мешать женщинам, заметил Соболев, глядя на своих: жену и дочь.
— Она не поет больше, — сипло прохрипел Вячеслав, смотря туда же, только на Агнию, казалось, и не заметившую, что переступила чрез блок в своем сознании.
— В смысле? — Константин с интересом перевел взгляд на него. — Не хочет еще пока выступать?
— Вообще не поет. Ни разу не пела с прошлого апреля, — не отрывая глаз от своей Бусинки, ответил Вячеслав. — Даже Петрович твой ничего не мог тут сделать.
Константин его понял. И вопросов больше не задавал, молча слушая и не отвлекая Вячеслава. Только сказал: «спасибо» уже самой Агнии, когда она, закончив петь, улыбнулась все больше зевающей малышке.
— Мы поехали, — добавил Соболев уже в сторону Вячеслава и помог своей жене сесть в машину, сам устроившись за рулем, пока Карина доубаюкивала дочь.
Агния не ответила, кивнула, то ли принимая благодарность, то ли прощаясь с Соболевыми. Тихо вернулась в объятия Вячеслава и прижалась щекой к его груди, словно припала к нему, израсходовав все силы и теперь нуждаясь в поддержке мужа. Он тоже ничего не сказал, не уверенный, что стоит обсуждать случившееся. Да и не зная, готов ли сейчас к этому.
Вместо этого Вячеслав потянул Бусинку в дом, подозревая, что малышка совсем околела. На улице, несмотря на солнце, температура вряд ли поднялась больше плюс десяти. Она не сопротивлялась: и чай послушно выпила, все четыре чашки, что он заставлял ее пить в течение вечера, и даже глотнула рюмку коньяка, который Федот посоветовал для профилактики всякой заразы, хоть и скривилась. И молчала. Да и они с Федотом не сильно рвались болтать. Так что ужин прошел тихо.
И только ночью уже, когда и Федот давно уехал к себе, и домработница улеглась, да, даже Моня уснула в своей корзине, и только они с Бусинкой сидели в его кабинете: он в кресле, а жена у него на руках, Вячеслав рискнул заговорить: