Любовь кардинала

Энтони Эвелин

– Ваша работа иглой раздражает меня, мадемуазель. Уходите! – Он знал, что Анна не может дать такой приказ, так как ей не повинуются, и отвесил королеве небольшой торжествующий поклон, когда фрейлина вышла из комнаты.

– Сейчас она, конечно, подглядывает в замочную скважину, но услышать ничего не сможет, – сказал он и сел рядом с Анной, положив обе руки на набалдашник трости.

– Как я уже говорил, я не женюсь на этой уродине, – повторил он тихо. – Гораздо легче приобрести жену, чем, уже имея, от нее избавиться. И будь я проклят, если в мои намерения входит сделать мадемуазель Горбатую Монпансье королевой Франции.

– Вы говорите так, будто король уже умер, – пробормотала Анна. Гастон внимательно разглядывал свою палку.

– Я слышал, что во время последнего припадка врачи не ручались за его жизнь, – заметил принц, понизив голос. – Он явно не крепок здоровьем, мой братец. И когда я наследую ему, в чем я нисколько не сомневаюсь, я намерен сам выбрать себе королеву

– Заранее ей завидую, – горько сказала Анна. – Обращайтесь с ней лучше, чем король со мною.

– Я в отчаянии от его обращения с вами. – Темные глаза искоса взглянули на нее. – Мне нетрудно понять, дорогая сестра, насколько скучна ваша жизнь. Должен сказать, что кое-кто из моих друзей, в том числе и месье де Шале, столь преданный герцогине де Шеврез, – все они пишут мне… а де Шале даже ездил в Брюссель, чтобы с ней встретиться… Так вот, как я говорил, мои друзья обсуждали, как тягостно вам живется, и мы пришли к выводу, что вам надо развлечься.

Анна сухо улыбнулась.

– Новый рисунок для вышивки? Именно это предложила королева-мать, когда я попросила ее заступиться за меня перед королем.

– Вышивками? Нет. Моя дорогая матушка всегда больше работает руками и языком, нежели головой… Нет, я предлагаю вам почитать кое-что из истории. Французской истории, моя прелестная сестра. Начните с жизнеописания Анны де Бретань.

Королева так резко обернулась к нему, что Гастон сделал предостерегающий жест рукой.

– Не забывайте о замочной скважине. Но вам, как будто, ее история известна.

– Она дважды становилась королевой Франции, – сказала Анна, отвернувшись и глядя в окно; щеки ее горели от возбуждения.

– Она вышла замуж за одного из братьев, тот умер, и она стала женой другого брата, – продолжил за нее Гастон. – Привлекает вас такая перспектива?

– Больше всего на свете! – это было сказано тихим ожесточенным голосом.

Герцог улыбнулся.

– Теперь вы понимаете, что мне никак нельзя жениться на этой Монпансье, – заметил он бодрым тоном, ожидая, что Анна спросит, любит ли он ее, и готовясь к соответствующей декларации, но та молчала. На мгновение его тщеславие было уязвлено: он готов был влюбиться в свою прекрасную родственницу настолько, насколько это возможно в восемнадцать лет. Впрочем, чувство досады не могло быть долгим – слишком большим самомнением обладал герцог.

Помолчав, Анна неожиданно спросила:

– Вы сказали, что месье де Шале видел Мари?

– Еще бы! Мне передавали, что она немало осчастливила герцога во время его визита.

– Мари послала мне письмо, – продолжала Анна, – в котором пишет, что мои друзья намерены устранить источник моих невзгод, – это ее слова.

Гастон улыбнулся.

– Она совершенно права. Так и есть. Это другой вопрос, который я хотел с вами обсудить после того, как мы решим первый. Через несколько дней Двор переезжает в Фонтенбло, а кардинал отправляется в свой дом во Флери. Несколько моих друзей во главе с де Шале отправятся туда, и там произойдет счастливый для всех нас несчастный случай.

– Но что сделает король? – прошептала Анна.

– Ничего. Если рядом с ним не будет кардинала. Он будет делать то, что делал, пока к нему в доверие не вкралась эта лиса: слушаться матери. А та слушается меня.

Его мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое. Анна всмотрелась в циничное лицо молодого интригана и поняла, что убийство Ришелье – лишь первый шаг в его зловещих замыслах.

– Если король потребует наказать виновников несчастного случая, – спросила она холодно, – что тогда?

Герцог поднял брови.

– Возможно, он решит, что ему следует отказаться от престола. И даже если вы не станете вдовой, всегда можно аннулировать брачный союз. – Он зевнул и встал, опираясь на трость, затем, склонившись, легонько поцеловал Анне руку. – Я восхищаюсь вашим присутствием духа, моя дорогая сестра. До встречи в Фонтенбло. И Флери.

Была уже почти полночь, и в доме во Флери стояла тишина. Большая часть слуг по приказу кардинала отправилась спать, но в кабинете все еще горел свет. Лакей спал в прихожей, а кардинал, сидя за письменным столом, работал над сообщениями из-за границы.

Он читал отчет о смуте, вносимой католическими священниками и свитой королевы Генриетты в жизнь Лондона. Настраиваемый Бекингемом обычно мягкосердечный король Карл угрожал выслать всю компанию обратно во Францию и непрерывно ссорился с женой. Месть была слабоватой, и если Бекингем рассчитывал на приезд в Париж в роли миротворца, то, – презрительно подумал Ришелье, – его ждало разочарование.

Король ни за что не позволит герцогу еще раз ступить на землю Франции… Ришелье замер, положив бумагу на стол. Кто-то стучал, почти барабанил в дверь.

Кардинал подошел к дверям. В этот момент часы пробили полночь.

– Кто там?

Послышался голос его лакея:

– Граф де Шале и комендант де Валенси.

– Впустите их, – приказал кардинал.

Де Шале и де Валенси… Ожидая их появления, кардинал застыл на месте. Рука его шарила в поисках шпаги, с которой он не расставался, когда носил светское платье. Но сейчас отстегнутая шпага лежала в спальне.

– Поздновато для визитов, господа, – сказал он спокойно. – С какой целью вы приехали?

В течение последовавшей паузы Ришелье обратил внимание на озабоченное и негодующее выражение лица де Шале. Де Валенси сохранял строгий вид. Наконец он ответил кардиналу:

– Мы приехали, чтобы спасти Ваше Высокопреосвященство от покушения, – сказал комендант. – Расскажите, Шале!

Граф облизнул губы и бросил быстрый взгляд на своего друга.

– Существует заговор, имеющий целью убить вас. – Его прорвало, и он больше не колебался. – Я в нем участвую. Я рассказал о нем Валенси, и тот заявил, что, если я не сознаюсь вам во всем и не попрошу прощения, он сам меня выдаст!