Любовь на коротком поводке
Шрифт:
— За что? — сумела выдавить я, не отбив барабанную дробь по его макушке.
— За кашу… Накормила бы ты меня кашей, я бы остался в конторе белым и пушистым. А теперь я такой же, как все… А я не люблю быть таким, как все. Я особенный… Даже собака это понимает, радуется мне, а ты нет.
— Что ты от меня ждешь? — прохрипела я против воли.
— Добрососедских отношений.
Вот ты ж, Ёшкин кот!
— А что ты подразумеваешь под добрососедскими отношениями? — почти коснулась я вопросом любопытного носа чужого соседа.
— То и подразумеваю, — И вот наши носы встретились. — Я хочу открыто смотреть в глаза твоему брату, поэтому больше тебя не поцелую, хотя мне очень хочется это сделать. И я не собираюсь это скрывать…
И он резко отпустил меня — точно бросил, и я едва не оступилась: меня спас поводок, врезавшись в спину, точно ремень безопасности. Но какая безопасность может существовать в объятиях господина Лефлера — только лишь та, которая защищает дурь от здравого смысла.
Голова кружилась, точно после выпитой залпом бутылки вина. На практике не проверено, но в теории именно так должно колбасить забулдыгу: у меня еще никогда настолько не ехала голова… И пол — под ногами, спутанными поводком. Один шаг Агаты и я лягу Олегу на грудь, но он присел подле меня, боднул слюнявую собачью морду бараньим лбом и перекинул поводок в свободную руку, а потом будто специально поднялся вверх, чуть ли не чертя траекторию своего хаотического движения носом вдоль всего моего раздружившегося со мной тела.
— А причем тут мой брат? — выдал не мой уже голос, а лучше бы мне оставаться сейчас действительно немой.
— Будь у меня сестра, — Олег прикрыл ладонью мое пылающее ухо, — я не хотел бы, чтобы она крутила недельные романы со всякими идиотами, вроде меня.
— И почему это ты идиот? — вылетел из меня новый идиотский вопрос.
— Я имел в виду другое слово… — ухмыльнулся Олег. — Но свою дневную норму мата я перевыполнил, забыла? А я помню про рассольник и не хочу лишиться ещё и его. Пойдем? А то Агата свяжет нас вместе и все — пиши пропало. Или не боишься?
— Чего?
Это не два барана столкнулись лбами, это два осла… Ну, глупая ослица тут точно имеется, и к бабке ходить не надо. К бабке точно не надо, а вот к тетке Лоле пора бы уже наконец свалить…
— Что не захочешь уезжать к маме…
Я рванулась назад, не нащупав ни спиной, ни ногами поводка, зато быстро почувствовала крепкие руки.
— Знаешь что, Олег?
Пока мозги еще на месте, нужно запустить их на всю катушку и палить из всех орудий. Может, когда все ружья выстрелят и моноспектакль господина Лефлера закончится бурными овациями или побегом единственного зрителя домой. Ну, в буфет… Хотя артист должен быть голодным. Но это профессиональный, одаренный, а не серая посредственность. Не понимаю, зачем мужики носят серые костюмы. Ведь у него и пиджак серый должен быть, не только брюки…
— Ни брат, ни мать не имеют никакого отношения к моей личной жизни. Как, впрочем, и ты, извини. А к матери я так и так не хочу возвращаться, но придется. Это было ещё одно «за», чтобы сидеть с собакой: дать матери от меня отдохнуть, чтобы каждое утро мне не выносили мозг за то, что я занимаю свою законную жилплощадь. Я ее реально раздражаю своим присутствием в доме и первое в повестке моей жизни — свалить от неё. Надеюсь, откровенности достаточно, чтобы ты начал разговаривать со мной нормальным языком. Если, конечно, ты вообще умеешь разговаривать с женщинами.
— Не умею, — ответил Олег тут же, когда я, кажется, ещё даже не замолчала. — Я тебе в первый же вечер это сказал. Я стесняюсь сказать правду, но при желании из моих слов можно составить логическую цепочку: ты мне нравишься — это первое звено. Второе — я свободен от каких либо отношений, но даже не рассматриваю с тобой вариант на неделю, потому что на это имеются другого типа женщины. Третье звено и самое главное: если ты можешь не возвращаться к матери, то дай мне шанс за тобой поухаживать, идёт?
Я выдохнула. Так надолго я ещё не задерживала дыхание. Голова кружилась уже будто от второй бутылки, выпитой натощак. Уже даже подташнивает от его откровенности и собственной лживости. Сказать сейчас правду — разозлить его ещё больше, чем это сделает сейчас мой отказ.
— Почему я?
— Что почему ты? Почему ты мне нравишься? — Олег рассмеялся и нервно намотал поводок на запястье, заставив Агату взвизгнуть. — Да хрен же его знает, как это происходит с людьми, — Олег нагнулся, чтобы погладить беднягу за ушами. — Знали бы, не было б этого «нас выбирают, мы выбираем»… Ну, мне вести себя по-соседски или по-мужски? Выбери сама: я приму любой ответ.
Увы, я могу дать только один ответ: по-соседски. Я не посмею претендовать на место сестры Макса, а Олег и близко не подошёл бы к клуше, согласившейся гулять с чужой собакой — не того поля ягодка, не того… Я закусила губу, испугавшись, что та выставит напоказ мою внутреннюю дрожь. Предложи он сейчас просто с ним переспать, я бы согласилась. Не знаю, зачем — просто для галочки, потому что… Потому что!
— Ты мне тоже нравишься, Олег, — выдавила я из себя голос, который пытался сбежать в пятки. — Но я не хочу сейчас никаких отношений. Пойми меня правильно.
И отвела глаза, потому что слишком близко стоял от меня этот господин Лефлер: с такого расстояния не нужна лупа, чтобы понять, что я лгу.
— Ну и из-за какого дурака я страдаю?
Зачем лупа, когда между нами нет больше даже одного шага? Олег стиснул мне плечи так же сильно, как недавно сжимал щеки: только б не пожелал оторвать от пола, а то снимет кожу и я останусь стоять перед ним скелетом, который даже из шкафа стыдно вытаскивать.