Любовь на первой полосе
Шрифт:
Через пять минут она уже выходила из дома. Чарли не сделал попытки догнать ее, не умолял остаться. Впрочем, она не изменила бы своего решения.
Кейт была в такой ярости, что только дома осознала, почему все на улице глядели на нее с неподдельным изумлением. Черное кружевное платье с декольте и трехдюймовые каблуки — не совсем подходящая одежда для первой половины дня.
ГЛАВА 12
Зима в Нью-Йорке затянулась. У Рут
Когда она, вернувшись из Парижа, проконсультировалась с доктором Рихардом Штайном, он подтвердил заключение французских медиков. Почечная инфекция. Доктор приказал ей немедленно ложиться в постель.
— О'кей, простудила внутренности, — раздраженно сказала она. — Неужели от этого нет таблеток?
Доктор Штайн, высокий печальный человек, посмотрел на нее так, что ей стало не по себе.
— Таблетки есть, Рут. Вам давали их в Париже. Не помогло. Почему бы вам не отправиться домой?
Рут больше не возражала. Придя домой, она легла в постель, закрылась с головой одеялом и стала ждать неизвестно чего. Ждать пришлось недолго. Позвонила мать. Узнав обо всем, Филлис Блюм развила бешеную активность, и ее уже ничто не могло остановить. Она приехала к дочери. С едой. Рубленая печенка, маринованная селедка, пудинг, куриный суп. Все натуральное.
Рут, которой и до того было не очень хорошо, стало еще хуже. Доктор Штайн велел ложиться в больницу. И когда Майк позвонил из Лондона, чтобы справиться о ее здоровье, ему ответила Филлис Блюм. Она сообщила, что Рут умирает в больнице от почечной инфекции.
Майк примчался в Нью-Йорк и поселился в отеле рядом с центральной нью-йоркской клиникой.
И остался рядом с Рут. При всем желании его присутствие нельзя было игнорировать. Врачи подвергались ежедневным допросам. По его настоянию Филлис Блюм разрешили изредка видеться с дочерью, да и то лишь в сопровождении Джерри Блюма, отца Рут. «Ньюс» стала регулярно публиковать бюллетени о самочувствии редактора отдела моды.
Тед, ненавидевший получать информацию из вторых рук, решил самолично навестить Рут, но у двери ее палаты наткнулся на Майка.
— Туда нельзя, — заявил он. — Ее не стоит беспокоить.
Тед привык общаться с «трудными» людьми.
— Поэтому меня и необходимо пропустить. Я смогу отвлечь ее новостями с работы. К тому же, вернувшись в отдел, она будет в курсе дела.
— Слушай, дорогой, ты разве еще не понял, как стоит вопрос? Увидит ли Рут вообще свой отдел?
— И ты с ней это обсуждаешь? Хорошее утешение.
— Разумеется, не обсуждаю. За кого ты меня принимаешь?
Тед уже хотел объяснить, но в последнюю секунду передумал:
— Впусти меня на пять минут, Не убью же я ее. Хочу только передать, как мы по ней соскучились. И насколько легче нам было бы работать, вернись она к нам.
Чуть подумав, Майк неохотно согласился:
— Только не больше пяти минут. И поаккуратнее там с ней.
Зрелище, открывшееся с порога, ошеломило Теда, однако он и виду не подал.
— Значит, тебе все-таки удалось похудеть, — весело сказал он. — Очень тебе к лицу.
— Шутишь? Сам знаешь, как я выгляжу, поэтому не надо мне вешать лапшу.
— Ты заболела, Рут, только и всего. Покажи мне человека, который расцветает во время болезни. Возьми себя в руки. У меня, кстати, есть новости, они должны поднять тебе настроение.
Ее глаза на мгновение оживились.
— Ну-ка, ну-ка?
— По поводу твоей епархии. Полагаю, тебе будет приятно узнать, что работа не накрылась медным тазом в твое отсутствие. И благодарить за это мы должны отнюдь не Трейси.
— В самом деле?
Рут слушала с явным интересом.
— Твоя помощница непроходимая дура, — сказал Тед, радуясь ее реакции. — Она все безбожно перевирает. А съемки с моделями, которые она проводит… Это надо видеть! Хорошо, что ты в больнице.
— Как же вы держитесь? — забеспокоилась Рут.
— Очень просто. Мы с Биллом просим помощи на стороне, а Трейси отпускаем на обед. Она пока ничего не подозревает.
— Скорее бы мне вернуться.
— Вот и я о том же. Но только когда почувствуешь себя лучше. Если ты попытаешься вырваться отсюда, Майк съест меня.
— Майк… Если бы не он, я давно бы отбросила копыта.
И она говорила вполне серьезно. В тридцать пять, имея восьмилетний опыт безнаказанного помыкания мужчинами, Рут начала осваивать азбуку настоящей любви. Научилась принимать бескорыстную помощь мужчины. Научилась отдавать ему часть своей боли и страданий. Научилась быть зависимой. Все это давалось Рут нелегко, иногда ее охватывало бешенство, и тогда она кричала на всех. На медсестер, на мать, на Майка. Однако, на того это не действовало. Потому что он любил ее. И каждый раз, осознав это, Рут быстро успокаивалась.
Майк любил ее. Бесспорно. Он был рядом в Париже, а потом в Нью-Йорке. Он не отходил от нее, даже когда она злилась, когда ей становилось особенно плохо, когда она ужасно выглядела. Он был рядом. И Рут пришлось смириться. Майк Стоун стал ее мужчиной и другом. В радости и печали, в здравии и болезни.
И она платила Майку тем же бесценным чувством, какое он положил к ее ногам;
Тем временем инфекция перекинулась на вторую почку, и Рут познакомилась с очередным достижением современной науки: аппаратом для диализа.