Любовь на плахе
Шрифт:
Даниель что-то пробормотал неразборчивое, а потом внезапно и сильно, одним резким толчком вошел в нее. Хотя у Джоли вырвался похожий на рыдание крик боли и страха, она обеими руками крепко обхватила голую спину Даниеля, чтобы он оставался в ней.
— Боже мой! — потрясение прошептал он. — Я думал…
Джоли запустила руку в его волосы цвета спелой пшеницы и прижалась губами к его рту, заставив его замолчать. Его язык глубоко проник в ее рот — такой же неистовый захватчик, как и его жгучее мужское естество. Джоли была ошеломлена, почувствовав, как
Даниель крепко держал ее, а Джоли буквально сгорала в его объятиях, когда он принялся плавно входить и выходить из нее.
Джоли все труднее было сдерживать свои чувства. Внутри у нее все кипело от этого жара и вырывалось наружу бессвязными криками. Она и не подозревала, что Даниель способен совершить с ней такое. А он продолжал брать ее сильными и точными движениями взад-вперед, бормоча нежные слова и слегка покусывая ей шею и ключицы.
Горячий красный туман застлал глаза Джоли, и она вдруг с яростным воплем женщины-воительницы содрогнулась в руках Даниеля… раз, другой, третий. Наконец затихла. Однако сквозь пелену наслаждения Джоли осознала, что Даниель не успел кончить и инстинктивно положила руки на его мускулистую, потную спину и стала возбуждать, шепча ласковые, бессмысленные слова.
Даниель наконец в последний раз сильно вошел в нее и затих, застонав от блаженства. Тело Джоли получило то, чего никогда еще не знало. Когда Даниель кончил, он упал рядом с ней на матрас, отчего пружины протестующе застонали. Пальцы его правой руки ласково и глубоко зарылись в ее волосы, а большой палец погладил ее скулы. Прошло бесконечно долгое время, прежде чем у него выровнялось дыхание, и Даниель спросил слегка охрипшим голосом, в котором слышалось осуждение:
— Почему же ты не сказала мне, что у тебя никогда не было мужчины?
Голова Джоли покоилась на плече Даниеля, и она вздохнула, все еще пребывая в блаженном состоянии.
— Вот и нет, мистер Бекэм, — улыбаясь, возразила она. — Я говорила вам, а вы мне не поверили.
Даниель молчал несколько длинных, блаженных минут, но потом в нем опять закипели эмоции. Даже не глядя на него, Джоли знала, что он хмурится.
— Но то, как ты все это делала! Никто б не подумал даже, что ты не знаешь, чем занимаешься…
Обиженная Джоли попыталась сесть на постели, но Даниель прижал ее к себе, одной рукой обнимая за бедра. И хотя она никогда и ни за что не призналась бы в этом, но то, что она при этом почувствовала, очень ей понравилось.
— Большинство женщин не умеют любить чувственной любовью, Джоли, — терпеливо пояснил Даниель. — Они занимаются любовью просто чтобы заиметь ребенка, ну, еще потому, что этого требуют их мужья.
Джоли в темноте сгорала со стыда. Получилось, что даже в этом она обманула его.
— Прости меня, — только и сказала Джоли.
— Тебе не в чем винить себя, — ответил Даниель, целуя ее в лоб.
Слишком усталая и пресыщенная, чтобы продолжить их разговор в новом русле, Джоли прижалась к Даниелю и заснула.
Проснулась
Она надеялась, что, будучи в своей комнатушке в сарае, Дотер ничего не слышал. В противном случае он наверняка все прокомментирует, а Джоли не была уверена, что сможет вытерпеть это.
Даниель обернул вокруг пояса полотенце и вы-i шел из комнаты. Только после его ухода Джоли сообразила, что сегодня воскресенье и что ей придется облачиться в коричневое платье и высидеть предлинную проповедь.
С тяжким вздохом Джоли выбралась из постели и надела белую хлопчатобумажную ночную рубашку, которую сшила. Перед тем как отправиться в церковь, следовало еще приготовить завтрак, а до этого ей необходимо было помыться.
Когда Джоли вошла в кухню, там горел свет: это Даниель засветил керосиновую лампу, стоявшую посреди стола. Она потушила ее и принялась разводить огонь в печи. Затем добавила воду в бак на плите и поспешила наверх привести себя в порядок и надеть вчерашнее ситцевое платье.
Когда Джоли вернулась на кухню, то увидела там Даниеля, который стоял у печи и помешивал кофе, который уже успел поставить на огонь. Дотера нигде не было видно.
Джоли тут же охватила робость, несмотря на то, что между ней и этим мужчиной была такая интимная близость, какую она и помыслить не могла ни с одним человеческим существом.
— Доброе утро, мистер Бекэм, — сказала она. Даниель даже не повернулся, а вместо этого молча подошел к окну и замер, сурово глядя куда-то вдаль. Джоли знала, что он смотрит в сторону могилы Илзе, и поняла, о чем он думает в данный момент. Сожаление и глубокая печаль отчетливо отражались в его согбенной фигуре.
— Доброе утро, — как-то нехотя ответил он наконец.
— Завтрак будет готов через пару минут, — сказала Джоли, одевая передник. «Должно быть, он принадлежал Илзе, как и сам этот человек», — подумала она, завязывая передник на спине.
— Не особенно старайся, — не поворачиваясь распорядился Даниель, пояснив только: — Сегодня воскресенье.
Джоли округлила глаза. «Этот день наверняка будет скучным», — подумала она, но вслух довольно бодро сказала:
— Полагаю, что от этого коровы не перестанут доиться, а куры нестись.
— Первое, что сделаем завтра утром Дотер и я, это отправимся в Спокан, — нейтральным тоном сказал Даниель, когда через несколько минут Джоли возвратилась в кухню от колодца.
Она нарезала толстый кусок бекона и поставила кувшин сметаны на разделочный столик рядом с печью. Мысль о том, что Даниеля не будет, привела ее в уныние, но, конечно, она не такая дура, чтобы показать ему это. Он не увидит также, как она разочарована тем, что их любовная близость ничего не изменила в их отношениях.